История

А так как и сам я очень хорошо понимаю, да и другие легко могут сообразить, что история чуждается, как несоответственного ей, повествования неясного, с выражениями околичными и периодами запутанными, а, напротив, любит изложение ясное, не только как сообразное со словами мудрого, но и как особенно ей приличное, то, надеюсь, мое сочинение не совсем будет чуждо и этого достоинства. Я вовсе не заботился о рассказе пышном, испещренном словами непонятными и выражениями высокопарными, хотя многие очень высоко ценят это или, вернее сказать, оставляют прошедшее и настоящее и долго упражняются в этом, как будто бы в каком-нибудь особенно важном деле. Напротив, я и в этом отношении всегда предпочитал поступать согласно с требованиями истории и не любил делать ей насилие или совсем выходить из ее пределов. Ей больше всего противна, как я уже сказал, речь искусственная и неудобопонятная, и напротив, она очень любит повествование простое, естественное и легкопонятное. Имея главной целью истину и совершенно чуждаясь ораторского красноречия и поэтического вымысла, она отвергает и то, что составляет их отличительный характер. Но так как, с другой стороны, при всей своей важности и достопочтенности история любит, чтобы ею занимались и землекопы, и кузнецы, и люди, покрытые сажей, желает, чтобы ее знали и лица, посвятившие себя военному искусству, не сердится и на женщин-поденщиц, когда они разбирают {3} ее; то она охотно допускает речь изящную и любит наряжаться, но — в одежду слов простую и чистую, а отнюдь не пышную и иноземную.

Что касается нашей «Истории», она при ясности будет в то же время, сколько возможно, и кратка. Но мы просим снисхождения у благосклонных читателей, если по изложенным причинам она не будет отличаться пышной и великолепной отделкой, тем более, что мы первые приступаем к изложению настоящего предмета. Мы решаемся пройти путем пустынным и непроложенным, а это и сопряжено с трудностями, и требует гораздо больших усилий, чем следовать за другими или идти прямо и неуклонно широким и царским путем,— разумею «Историю» других. Начнем же мы свое повествование с того, что случилось сряду после смерти первого из семейства Комниных, императора Алексея**, так как этим государем ограничили свой рассказ все бывшие до нас известные историки. Через это наше повествование будет в связи с тем, что они сказали, и рассказ, продолжаясь таким образом, уподобится течению реки, выходящей из одного источника, или же будет походить на ряд связанных меж-{4}ду собой колец, непрерывно тянущийся в бесконечность. Впрочем, жизнь самодержца Иоанна, который был преемником в правлении Алексею, мы расскажем в кратких и общих чертах и не будем говорить о нем с такой же подробностью, с какой скажем о последующих императорах, потому что мы и пишем о нем не то, что видели своими глазами и что поэтому могли бы рассказать подробно, но что слышали от тех из наших современников, которые видели этого царя, сопутствовали ему в походах против неприятелей и разделяли с ним битвы. Но во всяком случае лучше начать отсюда.