Помимо традиционных знамений или оракулов, Тацит очень редко апеллирует к божественному воздействию, и то главным образом в поэтически окрашенных местах. В этих немногочисленных упоминаниях речь идет не об отдельных богах римской религии (Юпитере, Марсе и т.п.); "боги" фигурируют здесь коллективно и по большей части как "гневающиеся". О "благосклонности" богов говорится только при рассказе о совершенно ничтожных событиях. Лишь в официальной политической фразеологии, в речах императоров и членов сената, в международных переговорах обращение к богам и ссылки на них занимают свое прочное место. В верхушечных кругах римского общества все более распространялись в это время представления вульгарной позднеантичной философии о едином божестве, провидении, бессмертии души и т.п. Тацит не последовал за новыми религиозными увлечениями. Метафизическое божество не играет у него никакой роли. Стоики учили о роке, предопределении. У Тацита "рок" (fatum) встречается только в порядке поэтического выражения, и почти всегда ссылка на рок сопровождается альтернативным указанием на естественную причину события. Столь же редко и тоже в высоком стиле или в цитатах и застывших выражениях мы находим ссылки на фортуну. Слово это обычно употребляется у Тацита в нарицательном значении - "случай", "удача".
В шестой книге "Анналов", относящейся, вероятно, уже к последним годам жизни историка, подводится некий итог его размышлениям и сомнениям по вопросу о силах, управляющих миром, - "определяются ли дела человеческие роком и непреклонной необходимостью, или случайностью" (22). Тацит приводит 3 наиболее распространенных взгляда: воззрения эпикурейцев, стоиков и астрологов, - но не решается присоединиться ни к одному из них.
Во всяком случае как историк он ищет естественных причин событий. В начале "Истории", после программного вступления (I, 1-3), мы находим очень интересную картину состояния империи перед гражданской войной 69 г. "Нужно, я полагаю, оглянуться назад и представить себе положение в Риме, настроение войск, состояние провинций, представить себе, что было в мире здорово и что гнило. Это необходимо, если мы хотим познать не только внешнее течение событий, которое по большей части зависит от случая, но также их смысл и причины" (История I, 4). Потенцию гражданской войны он усматривает в самом существе империи, опирающейся на военные силы. Тацит рисует состояние умов в Риме: настроение сенаторов, всадников, народа в его "лучшей" и более "низменной" части, даже рабов и, что самое важное, войска. Затем изображается состояние провинций и находящихся в них армий, как в западной, так и в восточной части империи. Историк не формулирует теоретических обобщений, но постоянно обращается к состоянию умов (mens) и нравов (mores) как к причинам, лежащим в основе значительных исторических процессов. Политический опыт сенатора и магистрата позволяет Тациту разглядеть за императорскими капризами, за внешним ходом военных и сенатских дел также и внутренние пружины управления. В четвертой книге "Анналов" дается обзор состояния империи к 23 г. Описываются вооруженные силы, характер верховного управления, порядок заведования финансами и личным хозяйством императора, законность в судах (5-6).
Тем не менее "причины" являются в трудах Тацита лишь фоном, на котором развертывается военно-политическое повествование и та картина взаимоотношения императора и сената, которая привлекает основное внимание автора как государственного деятеля, моралиста и художника.
* * *
Историко-политические интересы Тацита сосредоточены вокруг проблематики империи. Он сравнительно редко заглядывает в более далекое прошлое Рима, ограничиваясь в этих случаях краткими суммарными обзорами.
Согласно концепции Тацита, императорское единовластие возникло в интересах мира ради прекращения междоусобных войн. Тацит не обманывается видимостью республиканских форм, сохранявшихся при принципате: римское государство таково, как если бы оно управлялось одним лицом (Анналы, IV, 33). Он примирился с монархическим устройством Рима, но ищет для этого строя смягченных форм.
Античная государствоведческая теория различала в каждом виде государственного устройства "правильную" и "искаженную" форму. Для единовластия искаженной формой была тирания. Ненависть к тирании пронизывает все труды Тацита, начиная с "Агриколы". При всей своей нелюбви к философам он даже цитирует платоновского Сократа (не называя его, впрочем, по имени) для того, чтобы заклеймить тиранов (Анналы, VI, 6). Тиберий, Нерон - самые мрачные портреты, созданные Тацитом. В таких же красках несомненно был изображен Домициан в несохранившихся частях "Истории". Рядом с тиранами - их приспешники, например, Сеян при Тиберии и многочисленные, большей частью безымянные, "обвинители", "доносчики" (delatores), этот "разряд людей, придуманный на общественную погибель" (Анналы, IV, 30).