История

Как истый традиционалист, он сохраняет исконную форму изложения по годам, восходящую к записям римских жрецов. Такая схема могла бы нарушить связность повествования, но автор умеет так группировать события одного года, что читатель почти никогда не чувствует искусственного характера схемы. Тацит отказывается от нее очень редко, главным образом в последних книгах "Анналов", и почти только для рассказа о внешнеполитических делах и военных действиях.

Каждая отдельная книга, как правило, представляет собой художественное единство, занимающее определенное место в композиции целого. Анналистический принцип заставлял дробить изложение на мелкие эпизоды: Тацит показывает на этом свое искусство реторической вариации, проводя читателя через ряд событий различного эмоционального колорита, но всегда богатых патетическими моментами. Книги часто снабжены орнаментальной концовкой - эффектной сценой, или сентенцией, или даже просто многозначительным словом.

Одна из наиболее интересных черт повествовательного искусства Тацита драматизм рассказа, проявляющийся и в общем построении его исторических трудов, и в разработке отдельных эпизодов. Первые 3 книги "Истории" образуют обширное драматическое полотно гражданской войны 69 г. В "Анналах" история Рима при Тиберии и сохранившиеся части о правлении Клавдия и Нерона развертываются как драма в ряде актов, где выдвинуты на первый план основные носители действия, с кульминационными пунктами и ретардациями. В эти пространные "драмы", охватывающие по нескольку книг, вплетен ряд малых "драм", драматически развертывающихся эпизодов. Для примера укажем из "Анналов" на конец Мессалины (книга XII), матереубийство, совершенное Нероном (книга XIV), заговор Пизона (книга XV). Сила Тацита не столько в пластичности изображения внешнего мира, сколько в патетических картинах человеческого поведения. Повествования о военных действиях менее всего удаются Тациту и часто принимают характер несколько однообразной схемы.

Мастерство описания ("экфрасы") очень ценилось в реторической школе. Тацит изощряется по-преимуществу в описаниях страшного. Такова картина бури на море, застигшей флот Германика (Анналы, I, 70). Охотно описываются пожары: пожар и разграбление Кремоны (История, III, 33), взятие и пожар Капитолия (там же, III, 71-73), пожар Рима при Нероне (Анналы, XV, 38). Политические процессы, происходившие в сенате по обвинениям в оскорблении величества, превращаются у Тацита в целые ансамбли с коллективом сената как фоном и противопоставлениями ряда действующих лиц. В картинах Тацита, как указывает русская исследовательница М. Н. Дювернуа13, "много ансамбля и мало деталей, счастливая группировка частей и смелые краски, сопоставление рядом самых резких противоположностей в мгновенно застывшем движении, - словом, вся картина Тацита - сплошное торжество сценического искусства. Его цель всегда - сильный эффект".

Традиции реторической историографии выработали изощренное искусство отступлений, экскурсов с целью дать отдых читателю, развлечь его разнообразным и непривычным материалом. Тацит помещает отступления почти в каждой книге, но редко уходит далеко в сторону от основной канвы своего повествования. В дошедших до нас частях исторических трудов Тацита есть только один значительный экскурс - историко-этнографического характера - об иудеях, в пятой книге "Истории". В прочих случаях автор ограничивается небольшими отступлениями. Он интересуется диковинными явлениями природы (Анналы, VI, 28), экзотическими культами (История, II, 3; IV, 83-84); однако гораздо охотнее Тацит обращается в своих экскурсах к римской старине, излагает свою концепцию римской истории, свои взгляды на задачи историка.

Речи персонажей исторического рассказа (ср. выше, стр. 213) принадлежали со времени Фукидида к арсеналу античной историографии. Блестящий оратор, Тацит, разумеется, широко пользуется этим приемом.

Речи входят в стилистическую ткань античного историографического произведения как органический составной элемент. Они должны составляться поэтому самим автором произведения. Античный историк менее всего стремится цитировать подлинные речи других лиц со свойственной авторам этих речей стилистической установкой. Поэтому Тацит не включает в свои произведения опубликованные речи других авторов, например Сенеки (Анналы, XV, 63). Только по отношению к неопубликованным речам, известным лишь по пересказам и архивным документам, Тацит считает возможным до известной степени использовать их текст в своей переработке. Примером этого может служить уже упоминавшаяся (стр. 231) речь императора Клавдия (Анналы, XI, 24). Речи иногда вводятся с целью охарактеризовать говорящего, но часто имеют иную функцию: они служат для выражения авторских мыслей. В качестве примера таких речей мы уже приводили речь Гальбы при усыновлении преемника (История, I, 15-16) и речь Цериала перед галлами о пользе римского владычества (История, IV, 73).