Зубастые
драконьи
головы с
высунутыми языками
беспрестанно
появлялись
не только у
берегов
Альбиона.
Неукротимое
морское
племя
одолело на
своих «драккарах»
и грозный
Бискайский
залив, и
Гибралтар, и Средиземное
море, оставив
за собой
кровавые
следы и на
Сицилии, и в
Леванте.
Маршруты
других морских
набегов
викингов
вели в
Балтийское и Белое
моря. В то
время как норвежские
викинги
(собственно норманны)
избрали
своей
главной
мишенью
земли западных
и восточных франков
(соответственно,
будущих
французов,
голландцев,
бельгийцев и
немцев), а датские
викинги (даны)
– в основном
Англию, шведские
викинги-варяги[63]
проникли по
большим
рекам далеко
вглубь Руси,
добрались до
Черного моря,
перемежая нападения
на
византийские
города[64] со
службой
цареградским
императорам
в качестве
наемных
солдат[65]. Эти
азартные
морские
кочевники,
окружившие
свою
плавучую
родину – корабль
с драконьей
головой – поистине
сверхчеловеческой
любовью,
оставили многочисленные
рунические
надписи не
только на
берегах
Малой Азии и
Северной
Африки, но и
на восточном
побережье
Америки. Но вопроса
рун и
рунологии мы
коснемся
подробнее на
дальнейших
страницах
нашей книги.
Но викинги не
только
грабили, но,
как всякие
пираты,
торговали
награбленным.
И в этой
связи
необходимо
подчеркнуть,
что становление
древнерусской
государственности
происходило
именно на
путях «из
варяг в
греки» (как и «из
варяг в
арабы»),
характеризуясь
высочайшей
степенью
межэтнических
и межкультурных
контактов.
Именно торговые
пути[66]
явились
стержнем,
вокруг
которого
сложилось
Древнерусское
государство,
причем
главную роль
в этой
торговле
играли (согласно
«Повести
временных
лет») именно
скандинавские
викинги («варяги-находники
из заморья»).
Не случайно
этот период
русской
истории совпадает
по времени с «эпохой
викингов» в
Европе (879-1066).
Варяги, обладавшие
современным
оружием,
сочетавшим
скандинавские
традиции с
достижениями
«Римской» (а на
деле – франкской)
империи
Каролингов[67] и
высокую
транспортную
культуру (их «драккары»,
как уже
говорилось
выше, в
данную эпоху
не знали себе
равных)
прорывались
к сакральным
и материальным
ценностям
Византии и
арабского
Востока (чего
стоят одни
только
морские
налеты на Царьград,
Севилью,
Берда’а!),
вовлекая по
пути в этот
процесс
славянские и
финно-угорские
группировки.
И очень
скоро, путем
социально-этнического
взаимодействия,
через
взаимопроникновение
разных уровней
духовной и материальной
культуры,
скандинавские
воины-купцы
слились с
частью
родоплеменной
славяно-балто-угрофинской
знати, дав начало
возникновению
нового
этносоциума
под названием
«русь»[68]
– широкого
надплеменного
(хотя, на
первых порах,
и
характеризующегося
очевидным
преобладанием
норманнского
элемента)
дружинно-торгового
общественного
слоя,
сплотившегося
вокруг князя-конунга
и образующего
его гридь-дружину,
войско,
звенья
раннефеодального
аппарата
власти,
заселившего
города «Русской
земли»
безотносительно
к племенной
принадлежности
и
защищенного
княжеской «Русской
правдой»
(«Правдой
роськой»).
В своих
дерзких по
замыслу и
молниеносных
по
воплощению в
жизнь разведывательных
походах в
нелюдимые
полярные моря
к берегам
Новой Земли,
Шпицбергена,
Гренландии, в
Баффинов и в
бурный
Бискайский
залив
викинги шли
неукротимо – сквозь
штормы,
плавучие
льды, мрак,
туман и лютый
холод, не
имея ни
компаса, ни
других, даже
простейших
мореходных
инструментов,
хорошо известных
мореплавателям
позднейших
времен. Днем
им указывало
путь Солнце,
ночью – Полярная
звезда
(которую сами
викинги
именовали «Путеводной»).
Впрочем,
согласно
новейшим исследованиям,
викинги
якобы
ориентировались
в пасмурную
погоду с
помощью
кусочков
магнитной
руды. Кто
знает?
Но
свойственные
всем
норманнам «нетерпенье
и тяга к
перемене
мест», необузданный
нрав,
нежелание
повиноваться
и
обостренное
чувство чести,
выливавшееся
в
драчливость –
все это чаще
всего мешало «сынам
Севера»
закрепить
свои
завоевания.
Виной тому
были также
беспрестанные
распри и
раздоры, когда
брат то и
дело обнажал
меч на брата.
Так, к
примеру,
поселения
викингов в
Гренландии
оказались
опустошенными
вовсе не
вследствие
успешных
нападений
эскимосов («скрелингов»[69]),
а из-за междоусобиц.
Впрочем, в
целом ряде
случаев (в
Нормандии,
Англии,
Ирландии,
Шотландии, Южной
Италии,
Сицилии и на
Руси) «морским
королям»
удалось
сделаться
феодальными властителями
над коренным
населением,
веру, язык и
культуру
которого они,
впрочем, очень
быстро
перенимали.