ИСТОРИЯ 5-ЙТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ СС«ВИКИНГ»

           Что же гнало норманнов в открытое море? Что превращало оседлых «бондов» в лихих викингов, почитавших «чужую головушку – полушкой, да и свою шейку – копейкой»? Во-первых, суровая Скандинавия с ее скалистыми горами, занимающими большую часть территории, бедными, неплодородными почвами и нехваткой пригодной для обработки земли с определенного момента, в результате демографического взрыва, оказалась не в состоянии прокормить всех обитавших на ней людей. Во-вторых, рассказы бывалых мореходов о богатствах монастырей, церквей и городов по ту сторону моря манили туда все новых искателей добычи и славы, готовых покинуть родные скалы и самим попытать счастья. В-третьих, в Скандинавии со временем начала медленно, но верно укрепляться власть королей («конунгов»[45]), стремившихся подчинить себе не только свободных «бондов» («карлов»), но и местную знать – «герсиров» (родоплеменных вождей) и «ярлов»[46] (знатных предводителей дружин). Между тем, каждый из них, имевший хотя бы небольшую дружину – «гирд» у норвежцев, или «грид» у шведов (это обозначение гребной дружины аналогично по значению древнерусскому «гридь»; производное от которой – «гридница» – означало пиршественную палату, в которой веселился князь-конунг со своими гридями-дружинниками) и хотя бы один корабль, сам почитал себя «королем» (хотя бы и «морским») и при первой же возможности стремился избежать подчинения «королю сухопутному». В-четвертых, вероятнее всего, в дело вступил «фактор пассионарности», говоря словами покойного Льва Гумилева, властно звавший за собой «людей длинной воли».

              Уже давно и хорошо знакомые с морем, ветрами и непогодой, норманны, быстро снискавшие себе славу лучших мореходов подлунного мира, еще до начала собственно «эпохи викингов», в VII веке н.э., научились строить свои знаменитые быстроходные ладьи, столетием позже прозванные жителями парализованной страхом Европы «морскими драконами». Сами викинги именовали их просто «драконами» («драккарами»), и именно для усиления сходства со сказочным чудовищем украшали носы своих «длинных кораблей» искусно вырезанными из дерева драконьими головами. Все «драккары» викингов приводились в движение сидевшими на веслах гребцами-дружинниками (гирдманами, гридями) и управлялись с помощью кормила (штира, или штюра) – большого рулевого весла, расположенного с правой стороны. Кормчий, или рулевой (штирман, штюрман, стирман, стюрман – от этого происходит наше русское слово «штурман») правил «драккаром», повернувшись спиной к левому борту.[47] В 1880 году такой «драккар»[48] был найден при раскопках норманнского могильного кургана в Гокстаде, на южном побережье Норвегии.

         Эта узкая, длинная, с малой осадкой ладья имела в длину 23,8 м в ширину 5, 25 м и в высоту 1, 75 м, косо срезанный киль, высокие борта из прочных дубовых досок, 32 вытесанных из сосны весла (длиной 5,5 м, с лопастями шириной 12 см), грациозные нос (форштевень) с драконьей головой и корму (ахтерштевень). Ладья приводилась в движение 16 парами гребцов, защищенных от вражеских стрел и метательных копий круглыми или каплевидными щитами, закрепленными на бортах с внешней стороны (кроме того, за счет прикрепленных к бортам щитов викингов во время плаванья повышалась высота бортов), а при попутном ветре – один прямой широкий прямоугольный парус (площадью около 70 квадратных метров), чаще всего алого цвета[49]. Гребных «банок» (скамей для гребцов) не было, и каждый викинг-гирдман сидел на своем «сундуке мертвеца» (выражаясь словами героев бессмертного пиратского романа «Остров сокровищ» кумира нашей юности Роберта Льюиса Стивенсона!) припасенном для пожитков и добычи. Мачта ставилась в укрепленный на киле дубовый степс (при необходимости ее убирали и шли на веслах). Когда «драккар» норманнов, рассекая пенные морские волны, шел под своим огромным алым парусом, отверстия для весел задраивались. При особенно сильном волнении в море и в дождь викинги натягивали над головами полотно, поскольку палуб «драккары» викингов не имели. На мачте викинги обычно поднимали значок или флаг с изображением ворона Одина[50], служивший им знаменем[51] в боях на море и на суше (нередко флаг на мачте заменялся металлическим флюгером с изображением того же ворона, указывавшим заодно направление ветра).

             Как писал граф А.К. Толстой в уже цитировавшейся нами «Песни о походе Владимира на Корсунь»:

              Готовы струги[52], паруса подняты,

              Плывут к Херсонесу варяги;

              Поморье, где южные рдеют цветы,

              Червленые[53] вскоре покрыли щиты

               И с русскими вранами[54] стяги.