ИСТОРИЯ АБУЛФЕЙЗ-ХАНА

В этом происшествии эмиры, имевшие распрю с особою его величества, осведомившись о положении его, и всего менее желавшие его благополучия, окружили занимавшийся им чарбаг плотным кольцом, так что его величество никак не мог выбраться из этого заколдованного круга. Так что, куда бы он ни смотрел, всюду видел знаки его чародейства. После этого [ему не осталось] ни могилы, ни савана. Бог даст, мы опишем [дальнейшие] события.

Когда его величество, несчастный хан, увидел, что птицеловы рока раскинули [над ним] сеть со всех шести сторон 36 и отовсюду кричат душе, заключенной в тело: «Здесь разлука между нами!» 37 – он предоставил сердце сладкой смерти 38 и вкусил чашу ядоносного напитка горести. Рассыпающим перлы языком он воскликнул: «Друзья мои, мы связали уже сердце [наше] со смертью и покидаем все то, /14 б/ что привлекало нас в мире, [посему] мы утвердились в мысли надеть одежды путешествия из этого тленного мира во дворец вечности». И затем, обращаясь к самому себе, хан говорил – Стихи:

«Тело есть верховое животное, привязанное на конюшне в день войны, Лучше [поэтому] в день битвы иметь [под собою какую-нибудь] клячу.

Выросла из сада нашего существования [роза], полная бутонов, Лучше бы ей быть в уголке головного убора вождей.

Сердце – стеклянный сосуд, полный крови горести, Разбитое камнем случайности оно покидает свою родину».

И [опять], обращаясь к себе, он говорил: «О тело, не проводи в беспечности эту ночь и не забудь своей подруги-[души], ибо завтра [24] тебя напоят из чаши: «всякая душа вкусит смерть» 39, в ней же покой сердец и веселье мыслей. О пленник небытия, покончи же с любовью к своей жизни на коврике михраба!» 40.

Мухаммед Рахим [бий] парваначи был мотыльком, сгоревшим в кружении вокруг украшающей сердце свечи. /15 а/ Но рок и случай, проявив коварство, пресекли нить дружбы между свечой и бабочкой. Когда ужасная весть о всеобщем нападении [на хана] достигла слуха Мухаммед Рахим-бия и он увидел, что стечение людей оказалось на одной стороне и – что может сделать капля с морем, [как и] одинокий всадник с [целым] войском? – он, поневоле завернув ноги раздумья в подол терпения и неподвижности, не предпринял ничего [для спасения своего государства].

Великодушный же хакан проводил ту ночь в Пир-и Марза; большинство его слуг, вроде Шакир мирахура, Афлатуна курчи и Тюря-Кули кушбеги, обратились к нему [с предложением своих советов], как бы ему спастись из сего потопа несчастья. Его величество однако не соглашался 41 [с ними и говорил]: «Что за низость – оставить свою семью в руках злодеев, а самому уйти! В конце концов нужно же умереть, ибо ни одному человеку не избежать смерти. Если пришел смертный час, /15 б/ то никаким средством не отстранить его! И вот, взвалив одежды существования на верблюда небытия, мы поспешим [теперь] с караваном смерти во след за исчезнувшими [навеки] людьми.

Стихи:

«Вот я отправился следом за исчезнувшим караваном [смерти], Тяжелы у меня воспоминания о своем существовании.

Не затрудняй же [себя] раздумываньем об огорчительных обстоятельствах моей жизни,

[Ибо] это горестное происшествие вне пределов объяснения!

В новогодний сезон сады нашего веселья Подобны лицам возлюбленных, пляшущих осенней порою [по сборе винограда].

От того, что пришел день смерти, стало известно такое положение:

Этот мир – преходящ и огорченья мира – тоже преходящи».

Передают, что в то позднее время, когда двери жестокости и насилия раскрылись перед несчастным государем, а [все] виды удовольствий и покоя закрылись перед его лицом и караваны слез беспрестанно /16 а/ катились со станций глаз сего государя через город его ланит, [25] пламя же его тяжелых жгучих вздохов превращало в воду самые бесчувственные сердца, он декламировал следующее стихотворение, применительно к его горестному положению:

Газаль:

«Мое сердце от горести стало кровью, поскольку мне быть в доме траура, Я сегодня хочу расстаться с царством благополучия.

Судьба, как только возымела силу, поступила со мною вероломно, По допущению рока я тоже хотел бы быть вероломным, Каждому я обещал покровительство, [а судьба] поступила [со мною] коварно, и я поражен изумлением.

Я не хочу быть знакомым ни с кем в эти дни!

Я – Хусейн своего времени 42 и вижу зло от этих отвратительных людей, И лучше бы мне также мучиться жаждою в [пустыне] Кербела, [как и Хусейну]!

Следовало [мне], и я испил от людей целый поток несправедливости, – Не упрекай же меня: /16 б/ [я], Убайдулла, буду со смертью в согласии!»

Словом, в ту горестную ночь все эмиры, отправившись в бухарский арк, единогласно решили убить Убайдулла-хана и сделать государем его величество Абулфейз-хана.

Они несколько раз посылали к Ма'сум-бий аталыку, [прося его принять участие в их решении], а он, человек военный, медлил с прибытием [к ним], ибо, [по его мнению], возможно, судьба даст другой оборот делу. Он послал [на разведку] человека и путем шпионажа получил известие, что в Пир-и Марза при хане-мученике никого нет.