История альбигойцев и их времени

На скатах гор, которые идут параллельно морскому берегу по направлению от северных границ нарбоннского графства вплоть к Пиринеям, замок Терм представлял единственно сильную крепость после Минервы. Взятием его обеспечивался тыл крестовой армии; ранее же того нельзя было приступить к осаде самой столицы. Терм возвышался на гребне высокой горы, окруженной с трех сторон скалами и стремнинами; доступ к замку был открыт только с одной стороны, по высокой ложбине высохшего потока, подниматься по которой было весьма затруднительно и опасно. Два предместья, отделенные одно от другаго стенами, окружали крепость. Стены возвышались одна над другой; наружная, со стороны доступной нападению, упиралась в искуственный бастион из обрыва огромной скалы; проникнуть в крепость можно было только через тройную битву у каждой стены. Издали вся эта масса природных и искуственных укреплений представлялась гигантской чалмой. В замке давно ждали нападения; потому гарнизон был усилен каталонцами, привыкшими к войне; здесь же во множестве из окрестного края, по примеру Минервы сосредоточились альбигойцы. Барон термский, Раймонд, славился на всем Юге своим строптивым и отважным характером. О нем ходила молва, что он имел обыкновение выражаться: "народы боятся виконта безьерского, графа тулузского и короля арагонского, а король аррагонский с графом тулузским и виконтом безьерским боятся господина Терма". И Раймонд термский искycнo соответствовал такому изречению; он прекрасно лавировал между сильными соседними государями и до сих пор не признавал ничьей посторонней власти над собой. Без королевства, без графства, он был сам себе королем и графом. Седины его, прямота и честность характера внушали уважение. Как задорный провансальский феодал, он считал за долг чести покровительствовать местной вере, делавшейся (так казалось) национальной. Говорили даже, что он открыто присоединился к альбигойству; уже 30 лет, как в Терме дуализм был признанной религией. Тем большая досада и злоба овладела им, когда он узнал о пришельцах французах, которые свои честолюбивые цели освящали крестом. В Монфоре для него воплощалось всё ненавистное и злоба душила его, когда он услышал, что крестоносцы идут на Терм.

Оставив Каркассон под формальной властью своей жены, граф Симон со всеми силами пошел на замок. Крестовое воинство было тогда в полном cбopе. При всем том, когда армия приблизилась к цели похода, то оказалось, что она не в состоянии будет обложить со всех сторон город, расположенный на такой местности. Жители знали все тропинки, все пути из замка и по прежнему имели свободное сообщение с окрестностями. Из за своих стен они посмеивались над крестоносцами и часто делали нападения на неприетельский лагерь. Ряды Монфоровых войск заметно убывали. Но с прибытием бретонцев его надежды снова поднялись. Бретонцы считались лучшим войском; дорогой они перенесли много бедствий и лишений; их числом достигало пяти тысяч. За ними прибыли отряды двух воинственных и славных рыцарей - Роберта Дре и его брата, епископа Бове, по имени Филипп. Последний славился своей храбростью; духовное платье он надевал редко; его всегда видели в шлеме и кольчуге; на своем коне в бою он наводил ужас. Он прославился в Палестине и в войнах с англичанами на юге и севере Франции; тогда редкая битва происходила без его участия. Пример знаменитого прелата, предложившаго свой меч и услуги Монфору, при-влек в лагерь войско епископа шартрского и крестоносцев Абевиля.

Теперь, оглядевшись вокруг себя, Монфор увидел достаточно сил, чтобы действовать решительнее. Он приказал готовить штурм. Но личная храбрость оказалась бессильной против условий местности, столь удобной для обороны и так губительной для нападающих. Цепляясь один за другого, крестоносцы лезли по скалам на стены, но, опрокинутые, летели со страшной крутизны; их трупы наполнили пропасти, которые служили естественными рвами для осажденных. Оставалось отступить.

После этого успеха, уверенность осажденных в собственной недоступности и непобедимости стала еще большей. Еретики начали появляться на городских стенах без всякого вооружения; они смеялись над крестоносцами и кричали им: "бегите, скройтесь от лица нашего" [3_71]. В свою очередь, энергия Монфора не остывала; к храбрости надо было добавить искусство. И в его стане нашелся человек, который под церковной рясой скрывал таланты полководца.