Америка подняла брошенную перчатку. В дождливый день 2 апреля 1917 года Франклин Рузвельт с большим трудом достал жене билеты в ложу Конгресса для публики. В тумане вокруг Капитолия была видна вооруженная охрана – боялись массовых протестов пацифистов. К половине девятого вечера члены Палаты представителей заняли свои места в зале. Члены Верховного суда разместились непосредственно перед трибуной спикера, кабинет расположился сбоку. В зале в полном составе присутствовал дипломатический корпус. Сенаторы вошли с небольшими американскими флагами. Прозвучало объявление: «Президент Соединенных Штатов», и трехминутная овация встретила Вильсона, Президент объявил действия немецких подводных лодок «войной против человечества». Нейтралитет не спас тысячи американских жизней, Альтернативой войне отныне было лишь подчинение Германии. Вильсон заявил, что советует Конгрессу оценить нынешний курс имперского германского правительства как войну против правительства и народа Соединенных Штатов. Мир должен быть безопасным для демократии.
Патриоты
В элиту «мировых политиков» вошли дипломаты, военные, чиновники высокого ранга, представители бизнеса и университетские теоретики. Их объединяла идея необходимости использовать феноменальный потенциал Соединенных Штатов для энергичного выхода на мировую арену. Более того, возможным стало казаться и то, что Америка овладеет контрольными позициями на этой арене.
Первая мировая война означала для страны значительный культурный поворот. Следуя за Вильсоном в яростном национальном самоочищении, молодой Франклин Рузвельт стал частью и участником процесса, именуемого в США прогрессизмом. Это окрепшее в начале века явление было политической доктриной нарождающегося и занимающего все более важные позиции среднего класса американского общества. Конвейер Форда, выпуская автомобили уже сотнями тысяч, повышал мобильность населения и ускорял формирование класса зажиточных горожан, устремившихся в пригороды, увеличивал возможности немногих богатеющих фермеров. Сознательно или бессознательно Франклин Рузвельт встал на защиту этого класса, укрепляющего свои позиции и недовольного наглостью боссов. А лидером движения выступил профессор-губернатор-президент Вудро Вильсон.
За те годы, что Вильсон читал Берка и писал собственные исторические сочинения, Соединенные Штаты не только догнали, но и многократно превзошли своих потенциальных европейских соперников. Ко второму десятилетию двадцатого века Америка уже почти обошла Европу по всем параметрам. США были крупнейшим производителем угля и нефти в мире, крупнейшим потребителем меди. Американская индустрия производила железа больше, чем Германия, Британия и Франция вместе взятые. Национальный продукт Соединенных Штатов был в три раза больше, чем национальный продукт Британии или Германии, и в шесть раз больше, чем у Франции. И все же США не принадлежали к той группе стран, которая правила миром – к так называемому «европейскому концерту».
Не забудем, что речь идет о державе, уже смело вступившей в век империализма, владеющей собственными колониями, склонной отринуть порядок, который устанавливает Европа, и диктовать свои правила межнационального общения. Выступая в Филадельфии, Вильсон призвал присутствующих посмотреть за рубежи, за горизонт. Он публично провозгласил, что сам несет ответственность за внешнюю политику США и бремя важных решений и задачи выработки стратегии не передоверит никому.
Вильсона начинает поддерживать великий философ Джон Дьюи, самый блистательный журналист страны Уолтер Липпман, общенационально известный публицист Линкольн Стеффенс, идеолог прогрессизма Герберт Кроли, бывшие рузвельтовские прогрессисты вроде Джейн Адамс, Их поддержка была жизненно необходима одинокому президенту, ощущающему давление враждебных сил. Стране стало понятно, что ею управляет энергичный идеалист, настроенный на социальное и экономическое реформирование государственных институций. Идеалист, который не отрывается от народной почвы и желает вести страну вперед.
Вашингтон, ставший символом американского государства, занял особую позицию среди западных держав. Как пишет Дж. Кеннан, большинству американцев никогда не приходило в голову, что политические принципы, согласно которым они жили, могут быть исторически обусловлены и вовсе не являться подходящими повсеместно.