Несмотря на идейный климат и философию «выживания сильнейшего», Америка не забывала о том, что среди оснований силы всегда находилось и знание. Время, как мы уже подчеркивали, было благоприятным для создания новых университетов. Постепенно семьи обеспеченных, да и в прямом смысле богатейших граждан, начинали стремиться к тому, чтобы их дети получали не прикладные инженерные, а изящные и «возвышенные», свободные от «презренного материализма», общекультурные специальности. Наследникам крупных состояний не было нужды посвящать всю свою жизнь приумножению богатств – достаточно было лишь контроля со стороны наемных профессионалов-финансистов, Постепенно приходило время свободного интеллекта. Собственно, эти процессы протекали по аналогии с европейскими.
Поэтому к концу девятнадцатого века получило всеобщее распространение не только повсеместное расширение номенклатуры инженерных специальностей, но и создание кафедр, специализирующихся на изучении изобразительного искусства, литературы, музыки, на анализе международной ситуации и ее перспектив. Так, в 1880 году в Колумбийском университете был создан первый в Соединенных Штатах факультет политических наук.
Высшее образование достигло в Соединенных Штатах мирового уровня в начале XX столетия, когда дети вождей «позолоченного века» призвали европейских преподавателей, создали фонды и обратили университетскую науку почти в индустрию. Впервые Гарвард, Принстон и Йель стали посылать своих выпускников в Белый дом, а университетское образование стало синонимом принадлежности к лучшему обществу Укажем на эффективность американской системы образования – за первую четверть XX века уже четыре американца получили Нобелевские премии, правда, все-таки в области прикладных наук, имевших более длительную и продуктивную традицию развития в Америке.
Окончилась пора исключительного американского ученичества, хотя по-прежнему престижным считалось и получение образования за рубежом. Теперь уже Америка смотрела на германский Гейдельберг и французскую Сорбонну, но прежде того на английские Оксфорд и Кембридж как растущая мировая держава. Теперь лучшие умы Америки, гордость ее культуры – Герман Мелвилл, Фенимор Купер, Торо и Эмерсон, Лонгфелло и Уитмен, Марк Твен и О'Генри – не считались «провинциалами», напротив, были известны и почитаемы в Европе.
В 1908 году идеолог прогрессизма Герберт Кроли создал своего рода манифест культурного пробуждения – «Обещание американской жизни», в котором сопоставил философский замах американской революции и жалкое воплощение великих идеалов. Книга имела великий очистительный смысл. Основанный Кроли журнал «Нью Рипаблик» стал сборным пунктом представителей американского либерализма. А культурными героями «восстания» против серости, самодовольства и несправедливости оказались писатели Джек Лондон (1876–1916) и Эптон Синклер (1878–1968). Их атака на буржуазные стереотипы имела оздоровительный эффект, в плане, с одной стороны, духовного оздоровления американского общества, с другой – для формирования новых культурных горизонтов Америки.
На национальной арене
На рубеже девятнадцатого и двадцатого веков перед американцами встал вопрос: как совместить джефферсоновский идеал равенства и гигантские возможности, данные бурно развивающимся капитализмом узкому кругу лиц? Довольно трудно было отрицать появление в великой республике отдельно взятых «королевств», принадлежащих банкиру Джону Пирпонту Моргану, владельцу нефти Джону Рокфеллеру стальному королю Эндрю Карнеги и другим денежным мешкам.
Дело несколько смягчали непрекращающаяся иммиграция, дающая неорганизованную человеческую массу, готовую на любую заработную плату, благодаря чему считалось, что страна выступает благодетельницей для париев Европы, и постоянный индустриальный рост, позволявший повышать жизненный уровень если и не всего американского населения, то все же значительного его сегмента. Американский тигель мог несколько ослабить давление в своем социальном плавильном котле, но для этого требовалась мудрая федеральная власть и постоянное внимание к грозящим обострением вопросам.