Обстоятельства смерти Брайана были действительно загадочными. После отъезда его матери в Ливерпуль он решил немного расслабиться в кругу друзей в Суссексе, где недавно купил особняк. Но приехали только двое — компаньоны по NEMS Питер Браун и Джоффри Эллис. Это были последние люди, которые видели Брайана живым. Они мило беседовали, потягивая дорогое вино. Внезапно Брайан поднялся и сказал, что ему необходимо быть в Лондоне, но что он скоро вернется. На следующий день он позвонил и сообщил, что задержится. Друзья прождали еще сутки, потом позвонили в лондонскую квартиру Эпштейна. Слуга сказал, что он стучал хозяину в дверь спальной, но тот не отозвался. Встревоженные Питер и Джоффри решили ехать в Лондон.
В доме Брайана уже были его секретарь и личный врач. Как выяснилоеь, он не выходил из спальной целые сутки. Взломали дверь. Эпштейн лежал мертвый на полу, а на постели в беспорядке была разбросана корреспонденция.
Врачи определили, что в течение трех последних дней он принимал большие дозы снотворного. Сами эти дозы не могли привести к смертельному исходу, но сработал так называемый кумулятивный эффект: в организме накопилось такое большое количество бромидов, что лекарство нужно было принимать с осторожностью и очень небольшими дозами. Знал ли об этом Брайан? Другими словами, было ли это самоубийством? Мы, к сожалению, никогда не узнаем истины.
После смерти Эпштейна выявились многие загадочные обстоятельства, предшествовавшие этой трагедии. За несколько часов до того, как секретарь Брайана Джоан Ньюфилд узнала о его смерти, ей в контору позвонили из редакции «Дейли ньюс» (так представился анонимный репортер) и спросили, верно ли то, что ее босс смертельно болен.
За два дня до кончины Эпштейна был найден повесившимся в своем гараже его нью-йоркский адвокат. По свидетельству семьи этого адвоката, последние несколько дней он вел себя крайне странно, был чем-то озабочен и взволнован.
Обнаружилось неблагополучие и в делах NEMS. Уже три года шли судебные разбирательства между этой компанией и «Seltaeb», укрывающей свои доходы.
За четыре дня до смерти Брайана представитель NEMS в Америке, личный адвокат и друг Брайана Нат Вейс получил от него письмо. Брайн писал, что собирается приехать в Нью-Йорк на концерт Джуди Гарланд (Джуди Гарланд — известная голливудская кинозвезда и талантливая джазовая певица, мать Лайзы Минелли). В письмо была вложена фотокарточка, на которой Брайан изображен на крыше своего лондонского дома. На нем были узкие, в обтяжку брюки и пестрая рубашка, расстегнутая на груди. Густые волосы были зачесаны на лоб пышной челкой. Он выглядел совсем мальчишкой, улыбался. За четыре дня до своей смерти он был, наконец, тем, к чему так стремился,— он был битлзом. Нат Вейс сказал после смерти друга: «Если бы он был обычным менеджером, не было бы стадиона Шиа и всего того, что было вообще. Все это имело место только благодаря исключительным способностям Брайана и его необыкновенной фантазии».
Объективно говоря, это не было переоценкой роли Эпштейна в судьбе битлзов. Однако сами они, добравшись до вершин мировой славы, видели свое прошлое другими глазами. Джон Леннон в интервью журналу «Роллинг стоунз» в 1971 году жестоко и хвастливо заявил: «Это не он нас нашел. Это мы позволили ему найти нас».
Спустя годы стала очевидной несправедливость такого суждения, высказанного явно сгоряча. Действительная роль Брайана была значительнее, чем казалась битлзам. Он незаметно выступал и искусным дирижером весьма непростых отношений между молодыми звездами, и тактичным судьей в их многочисленных размолвках и тяжбах друг с другом и со всем миром, и надежным защитником их чести и интересов. Не стало Эпштейна — начались беды: ошеломляющий провал очередного фильма, агония «Эппл», серьезные конфликты внутри группы... И через несколько лет Джон Леннон в интервью тому же журналу с горечью признал катастрофичность потери Брайана для-судьбы ансамбля.
Брайан как истинный джентльмен никогда ни с кем не обсуждал проблем «Битлз». Они принадлежали только ему. Если кто-нибудь пытался заговорить с ним о группе или ее музыкантах, он замыкался и становился холодно-официальным. «Битлз» были его призванием, миссией в жизни, они были его божеством, его религией.
Битлзы никогда не думали о Брайане просто как о человеке и не подозревали, что за внешностью преуспевающего дельца скрывается тонкая художественная натура. Им было невдомек, что их менеджер все время живет на лекарствах, что он очень раним и одинок. Личной жизнью Брайана они не интересовались и ничего о ней не знали, и им не приходило в головы, что у него могут быть какие-либо проблемы. Счастлив он был или нет — им до этого не было дела. При них он был весел, подтянут, ровен и спокоен. По крайней мере, им так казалось.