История античного театра

К середине IV в. до н. э. трагедия — уже явно дряхлеющий жанр. Это объясняется прежде всего упадком афинской рабовладельческой демократии, с жизнью которой греческая трагедия имела самую тесную связь. Наряду с этим необходимо отметить начавшееся разложение старых мифологических представлений. Оно не достигло еще той степени, как это было в последующую, эллинистическую эпоху, но мифология постепенно переставала быть той живительной почвой, которая питала старую классическую трагедию.

К этому необходимо добавить, что трагические сюжеты полностью или почти полностью оказывались уже исчерпанными. Все или почти все мифы обрабатывались уже много раз и самым различным образом. К тому же эти мифы были известны всем, и все знали их наизусть.

Комические поэты смеются над тем, что всякая изобретательность стала здесь невозможна. Как только Эдип появляется на сцене, зрители, не исключая детей, знают, что он скажет, что он будет делать, что с ним случится. Чтобы получить некоторую свободу творчества, необходимо было выйти из круга этих сюжетов с известными всем персонажами и со всем сценическим аппаратом старой трагедии. Но никто не осмеливается сделать этого.

Традиционный характер греческой трагедии, связанной с культом Диониса, становится теперь препятствием на пути сколько-нибудь радикальной реформы.

Какими новыми чертами можно было обрисовать характер Эдипа после Эсхила, Софокла и Еврипида? Что оставалось еще делать? Аристотель сообщает, что драматурги отказались от изображения характеров. На сцене — те же самые трагические события, но отсутствуют персонажи, из которых каждый имел бы свой характер. А поскольку язык этих героев не вытекает из углубленной обрисовки их характера, то он все более и более впитывает в себя элементы риторики. Аристотель отмечает в «Поэтике» (гл. VI), что когда-то поэты заставляли говорить своих героев, как граждан, а нынешние поэты заставляют их говорить, как ораторов.

Наряду с риторической в трагедии IV в. до н. э. сильна философская и сентенциозная сторона, унаследованная еще от Еврипида, но непомерно разросшаяся. И наконец, еще одно место из «Поэтики» Аристотеля (начало XVI гл.) позволяет сделать заключение, что некоторые драматурги явно стремились к сценическим эффектам и показывали в своих драмах не страшное, а чудесное. В подобных попытках проявляется желание обновить трагедию посредством внешней пышности. Эта тенденция выявилась, впрочем, еще раньше, во время Пелопоннесской войны. Каркин и его три сына писали трагедии, насыщенные эффектными мизансценами.

Из трагических поэтов IV в. до н. э. наибольшей известностью пользовались Теодект из Фезелиды в Ликии (Малая Азия), Херемон, Астидамант Младший, Каркин Младший и некоторые другие.

Главным среди риторических поэтов этого периода является Теодект. Поселившись в раннем возрасте в Афинах, он был учеником Платона, знаменитого оратора Исократа и особенно Аристотеля. Ораторское искусство было основной профессией Теодекта, но вместе с тем он посвятил себя и сочинению трагедий, написав пятьдесят пьес, в том числе и пьесу «Филоктет». Теодект был популярен не только в свое время, но сохранил известность и в последующие века. Аристотель часто ссылается на него; он с восхищением говорит о созданном Теодектом образе Филоктета, героически старающегося скрыть свои страдания.

Наиболее известным из поэтов, в творчестве которых была сильна литературно-философская струя, был Херемон, писавший в середине IV в. до н. э. Аристотель сообщает о нем, что его трагедии были предназначены скорее для чтения, чем для игры на сцене (это не означает, однако, что Херемон не принимал участия в театральных состязаниях). Аристотель также сообщает, что Херемон, словно прозаик, был до скрупулезности точен в своем стиле. Один отрывок из его трагедии, где описываются спящие вакханки, подтверждает это мнение.

Астидамант Младший был учеником оратора Исократа, но скоро оставил красноречие ради сцены. Первую победу он одержал в 372 г. до н. э. В течение своей жизни он, по словам «Суды», написал 240 пьес и одержал победу в пятидесяти состязаниях. Ни одна из его пьес до нас не дошла. Известно только, что при обработке мифа об Алкмеоне он заставляет героя убить свою мать случайно, а не намеренно, — желая, по-видимому, смягчить первоначальную жестокость мифа[143].

Каркин Младший, приходившийся внуком Каркину Старшему, писавшему во время Пелопоннесской войны, пользовался большей популярностью, чем его дед. Он написал 160 пьес. В своей «Медее», руководствуясь, очевидно, как и Астидамант, желанием устранить жестокость мифа, он не доводит героиню до убийства детей. Медея только прячет их, что дает повод коринфянам обвинить Медею в убийстве. До нас дошел фрагмент защитительной речи Медеи, в которой ясно ощущается влияние риторики. «Предположите, что я убила их, — говорит Медея, — тогда было бы ошибкой с моей стороны не убить также и их отца Ясона. Но ведь этого, как вы знаете, я не сделала. Следовательно, я не убила и своих детей»[144].