По-видимому, дело обстоит именно так, и оговорка Плавта преследует цель предохранить себя от возможного обвинения со стороны властей в показе на сцене своеволия и распущенности рабов. Хитрые и изворотливые рабы комедий Плавта — прообразы вышедших из рабов вольноотпущенников, которые будут играть такую важную роль и в хозяйственной жизни и в государственном аппарате Римской империи.
По развитию фабулы комедии Плавта относятся к типу «подвижных» комедий в противоположность статичным. Действительно, пьесы Плавта очень динамичны по развитию действия, проникнуты пафосом неистощимой энергии и здоровым оптимизмом. Много места занимает в них буффонада и карикатура.
Всеми этими чертами они значительно отличаются от своих греческих оригиналов и являются продуктом римской литературной и театральной работы.
Буффонада усвоена Плавтом от римской ателланы с ее постоянными масками обжоры, простака, с пощечинами, драками и непристойными шутками в самом ходе действия. Атмосферу буффонады создают и постоянные нарушения сценической условности. Так, действующие лица у Плавта постоянно обращаются к зрителям. Например, Эвклион в «Кладе», после того как у него украли горшок с золотом, в отчаянии обращается к отдельным группам зрителей, спрашивая их, не знают ли они, кто украл клад. Впрочем, он не уверен в их помощи, так как среди них много воров. В ряде случаев персонажи комедий прямо называют себя актерами и говорят о театральных делах. Это, как мы видели, не один раз происходит в «Амфитрионе».
Благодаря соединению греческой комедии с элементами, заимствованными у ателланы, комедии Плавта нравились и верхам и низам Римской республики. Разумеется, грубые и даже непристойные шутки Плавта в первую очередь рассчитаны были на плебейские низы, но их хорошо принимали и верхи римского общества, представители которых долгое время еще и после смерти Плавта оставались малообразованными и в то же время ближе, чем в последующие века, стояли к простому народу по своим понятиям и быту.
Замечателен и самый язык, которым говорят действующие лица в комедии Плавта. У него необычайное богатство средств выражения, неисчерпаемый запас комических слов, каламбуров и новообразований. «Очень картинен и сложен по своему составу язык Плавта, — пишет Μ. М. Покровский. — В основе это — разговорный язык образованных римлян. Но Плавт, очевидно, с любовью изучал уличный римский язык с его пословицами, прибаутками, остротами и целым арсеналом бранных слов и ругательств»[280]
.Текст комедий Плавта не оставляет никакого сомнения в том, что язык их особенно выигрывал при сценическом исполнении. Некоторые слова произносились особым голосом, с особенной выразительностью и интонацией.
В комедии «Канат» есть любопытное место. Когда обнаружилось уже, что спасшаяся от кораблекрушения героиня комедии по имени Палестра нашла своего отца, влюбленный в нее юноша в волнении задает десять вопросов своему рабу. Не хочет ли отец выдать замуж за него Палестру? Не поздравить ли отца с находкой? Не побежать ли бегом? и т. д. — а раб на все отвечает одним словом: «думаю».
Совершенно очевидно, что, произнося свое «думаю», раб при каждом ответе придавал ему особую окраску.
Кроме того, комедии Плавта сильно оживляло широкое употребление кантиков, в которых применяются самые разнообразные лирические размеры, — и в этом заключается одна из существенных сторон той реформы новой комедии, которую осуществил Плавт. Его комедия, как было уже указано, скорее всего, напоминала комическую оперу или оперетту.
Плавт ввел пение, а иногда и мимический танец в самое действие и сделал их средствами характеристики действующих лиц. В новой комедии этого не бывало: пение и музыка там играли роль лишь интермедий и исполнялись обычно в антрактах. Этот лирический элемент в некоторых пьесах Плавта является преобладающим — диалогические части пьесы отступают на второй план. Однако пение и музыка в комедиях Плавта не оттесняют вообще на второй план их чисто литературную сторону. Речитатив и пение усиливают слово драматурга и помогают более полному раскрытию характера персонажа.
Плавту, как и другим комическим поэтам Рима, помогал музыкант, имя которого стояло в дидаскалиях рядом с именем драматурга и, вне всякого сомнения, значилось и в извещениях о спектакле. Этот музыкант сочинял мелодию, но ритм не был его делом. Сам поэт создавал ритм, определявший в свою очередь музыку. И вот Плавт выступает как творец размеров, свойственных латинскому языку. Он продолжает работу, начатую еще Ливием Андроником и Невием, приспособляя новые лирические формы к требованиям римской речи. На основе этих ритмов он строит фразу, имея в виду комический эффект и возможно лучшую обрисовку характеров. У Плавта наблюдается большое разнообразие стихотворных размеров как в диалогических, так и в лирических частях комедий.