Читаем История античного театра полностью

Дошедший до нас эксод (завершающая часть трагедии, «исход») содержит рассказ вестника, бывшего свидетелем жертвоприношения. Вестник рассказывает о чуде, случившемся в самый момент заклания. На лугу, близ алтаря, лежала, содрогаясь, лань, из которой струилась кровь, Ифигения же чудесным образом исчезла. После рассказа вестника приходит Агамемнон, который говорит Клитемнестре, что Ифигения живет теперь среди богов.

В настоящее время общепризнано, что этот исход не мог быть написан самим Еврипидом: помимо ошибок в языке и стихосложении в нем, вопреки ст. 1337—1432, весьма деятельная роль при обряде жертвоприношения Ифигении отводится Ахиллу. Эксод был написан каким-то ученым византийцем.

Сохраненные Элианом[139] несколько стихов указывают на существование в древности другого исхода, в котором появлялась Артемида и сообщала Агамемнону или Клитемнестре о том, что она во время жертвоприношения заменила на алтаре Ифигению ланью. Однако неизвестно, принадлежал ли этот эксод самому Еврипиду или был написан позже.

В этой трагедии Еврипид дал яркий, незабываемый образ девушки, жертвующей собой для отчизны. И что всего замечательнее, он с изумительной художественной убедительностью показал нарастание героизма в Ифигении. Вначале перед зрителем — нежная девушка, почти ребенок. Она принесла с собой только любовь к отцу. Она хотела бы всегда быть вместе с ним и поэтому наивно просит оставить войну и вернуться в Аргос. И когда она узнает, что ей предстоит смерть, она так же трогательно и наивно просит пощадить ее. Так отрадно видеть солнце и так страшно умереть. Какое ей дело до Париса и Елены! Но затем на глазах зрителей из нежной девушки, молящей о пощаде, вырастает подлинная героиня.

Отказываясь от помощи Ахилла, Ифигения говорит матери, что она многое пережила в своей душе. На нее смотрит вся Эллада. В ее смерти — все для греков: и попутный ветер и победа над Троей. И сама война греков с троянцами представляется ей борьбой греческой свободы с троянским рабством. Таким образом, пафос любви к отцу переходит в пафос любви к родине.

И драматург не погрешил против психологической правды: именно в молодых и чистых натурах, подобных Ифигении, такие душевные переходы совершаются стремительно и бурно.

Остальные персонажи этой пьесы многими чертами своего характера напоминают средних людей — современников Еврипида. Таков Агамемнон с его постоянными душевными колебаниями, с его честолюбивыми замыслами и весьма невысокой дипломатией для их достижения, с его ложью по отношению к Клитемнестре и Ифигении. В диалоге с Менелаем, говоря о неизбежности жертвоприношения, он указывает на роковое стечение обстоятельств: Ифигению вырвут даже из стен Аргоса.

В сцене с дочерью, когда она умоляет не убивать ее, звучит уже другой мотив: Эллада требует смерти Ифигении, и отец обязан подчиниться этому требованию. В устах Агамемнона эти слова оказываются несколько неожиданными и переход к новому пониманию своего долга перед Элладой не вполне мотивированным. Добровольное решение Ифигении, совершающей не только патриотический подвиг в панэллинском смысле, но и подвиг дочерней любви, снимает с ее колеблющегося отца всякую ответственность за ее смерть. В той отрицательной характеристике, которую дает Агамемнону Менелай, несомненно выступают некоторые черты современных драматургу демагогов.

Менелай — также обычный человек, то откровенно эгоистичный, то раскаивающийся в своем эгоизме. Он владеет незаурядным красноречием и произносит искусную обвинительную речь против Агамемнона, не говоря, однако, ни слова о том, что сам он является заинтересованной стороной и что главные его стремления направлены на то, чтобы вернуть себе Елену. Основная драматическая функция образа Менелая — резче подчеркнуть беспомощность и бесхарактерность Агамемнона. После первого эписодия Менелай исчезает и больше не появляется на сцене.

Клитемнестра ничем не напоминает в этой пьесе сверхчеловеческий образ трагедий Эсхила. В нормальных жизненных условиях она сохраняет еще царское достоинство. Но когда на нее обрушивается несчастье, вся ее гордость исчезает, и перед зрителями просто страдающая женщина, которая бросается к ногам Ахилла с мольбой спасти ее дочь. Все же в трагедии проскальзывают намеки на ее будущую месть Агамемнону.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Таиров
Таиров

Имя Александра Яковлевича Таирова (1885–1950) известно каждому, кто знаком с историей российского театрального искусства. Этот выдающийся режиссер отвергал как жизнеподобие реалистического театра, так и абстракцию театра условного, противопоставив им «синтетический театр», соединяющий в себе слово, музыку, танец, цирк. Свои идеи Таиров пытался воплотить в основанном им Камерном театре, воспевая красоту человека и силу его чувств в диапазоне от трагедии до буффонады. Творческий и личный союз Таирова с великой актрисой Алисой Коонен породил лучшие спектакли Камерного, но в их оценке не было единодушия — режиссера упрекали в эстетизме, западничестве, высокомерном отношении к зрителям. В результате в 1949 году театр был закрыт, что привело вскоре к болезни и смерти его основателя. Первая биография Таирова в серии «ЖЗЛ» необычна — это документальный роман о режиссере, созданный его собратом по ремеслу, режиссером и писателем Михаилом Левитиным. Автор книги исследует не только драматический жизненный путь Таирова, но и его творческое наследие, глубоко повлиявшее на современный театр.

Михаил Захарович Левитин , Михаил Левитин

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное
Кумиры. Тайны гибели
Кумиры. Тайны гибели

Фатальные истории жизни известных личностей — тема новой книги популярного исследователя закулисья наших звезд Федора Раззакова. Злой рок подводил к гибели, как писателей и поэтов — Александра Фадеева и Николая Рубцова, Александра Вампилова, Юлию Друнину, Дмитрия Балашова, так и выдающихся российских спортсменов… Трагический конец был уготован знаменитостям отечественного кино — Евгению Урбанскому, Майе Булгаковой, Елене Майоровой, Анатолию Ромашину, Андрею Ростоцкому… Трагедии подстерегали многих кумиров эстрадного и музыкального олимпа. Перед глазами читателя проходит целая цепь неординарных судеб, вовлеченных в водоворот страстей и мистических предзнаменований.

Федор Ибатович Раззаков

Биографии и Мемуары / Культурология / Театр / История / Литературоведение / Образование и наука
Яблоко от яблони
Яблоко от яблони

Новая книга Алексея Злобина представляет собой вторую часть дилогии (первая – «Хлеб удержания», написана по дневникам его отца, петербургского режиссера и педагога Евгения Павловича Злобина).«Яблоко от яблони» – повествование о становлении в профессии; о жизни, озаренной встречей с двумя выдающимися режиссерами Алексеем Германом и Петром Фоменко. Книга включает в себя описание работы над фильмом «Трудно быть богом» и блистательных репетиций в «Мастерской» Фоменко. Талантливое воспроизведение живой речи и характеров мастеров придает книге не только ни с чем не сравнимую ценность их присутствия, но и раскрывает противоречивую сложность их характеров в предстоянии творчеству.В книге представлены фотографии работы Евгения Злобина, Сергея Аксенова, Ларисы Герасимчук, Игоря Гневашева, Романа Якимова, Евгения ТаранаАвтор выражает сердечную признательнось Светлане Кармалите, Майе Тупиковой, Леониду Зорину, Александру Тимофеевскому, Сергею Коковкину, Александре Капустиной, Роману Хрущу, Заре Абдуллаевой, Даниилу Дондурею и Нине Зархи, журналу «Искусство кино» и Театру «Мастерская П. Н. Фоменко»Особая благодарность Владимиру Всеволодовичу Забродину – первому редактору и вдохновителю этой книги

Алексей Евгеньевич Злобин , Эл Соло , Юлия Белохвостова

Театр / Поэзия / Дом и досуг / Стихи и поэзия / Образовательная литература