История античной культуры

II. Народное собрание в Риме отличалось от греческого веча своей организованностью: каждый подавал голос внутри той политической группы, к которой он принадлежал, и решающее значение имело большинство групп, а не общее большинство голосов. Подбором групп был обусловлен, как мы увидим тотчас, аристократический характер народных собраний. От афинского же веча римское народное собрание отличалось еще отсутствием инициативы: оно могло только принять или не принять вносимый председательствующим магистратом закон, избрать или провалить предлагаемого кандидата, но не изменить закон или избрать другого кандидата. Группировка была двойная. Одна имела основанием территориальное деление римского народа на тридцать пять триб, из которых тридцать одна была сельская и только четыре — городские. А так как весь городской пролетариат (со всеми отпущенниками) был причислен к городским, сельские же, включавшие помещиков, были малочисленны, то преобладание нобилитета было обеспечено. Собрания по трибам были либо всенародными (comitia tributa), либо плебейскими (concilia plebis); по составу они в позднереспубликанскую эпоху почти что совпадали, разница была лишь в том, что первые созывались консулом или претором, вторые — трибунами. Собирались они на городской площади (forum) главным образом для законодательных актов.

Вторая группировка была основана на комбинации территориального деления на трибы с имущественным на пять классов (последнее приписывалось царю Сервию Туллию) и с возрастным на два призыва, seniorum и juniorum: в принципе, каждая триба распадалась на десять «центурий», причем всадники составляли особые центурии. Эта группировка была еще более аристократической. Основанное на ней народное собрание называлось comitia centuriata; собиралось оно — что было пережитком его некогда военного значения — на Марсовом поле под городом главным образом для выборов старших магистратов.

Все эти народные собрания были до тех пор действительно народными, пока весь народ имел возможность их посещать — то есть в ту древнюю эпоху, когда ager Romanus[56] был невелик. Уже выведение колоний и дарование гражданства более отдаленным муниципиям (ниже, § 9) повело к нарушению их всенародности; когда же после союзнической войны в 89 году до Р.Х. вся Италия получила гражданские права, народные собрания стали простым звуком. Тогда римская республика оказалась на распутье: или перейти от плебисцитарной системы к неприемлемой для античного человека парламентской (выше, с. 77), или превратиться в сенатскую олигархию и затем в империю. Случилось, как известно, последнее.

III. Сенат из первоначального совещательного органа царя и консулов сумел, окрепнув в борьбе сословий, стать настоящим правителем государства, держа в повиновении консулов и пользуясь народным собранием как простым орудием своей воли. Был он вначале чисто патрицианским (patres), но при учреждении республики принял в свой состав и «вместе записанных» (conscripti) представителей плебейских родов. Число сенаторов, строго ограниченное за время существования цензорской lectio, стало неограниченным с тех пор, как по закону диктатора Суллы ежегодно двадцать новых квесторов вступало в их состав; оно колебалось между пятьюстами и шестьюстами. Внутри сената существовало деление на ordines[57], строго соблюдаемое при совещаниях: старшим ordo были «консулары» (то есть бывшие консулы), за ними шли «претории», далее «эдилиции» и «трибуниции», наконец, «квестории». Председательствующий консул, изложив суть дела, обращался к наиболее почтенному консулару с просьбой подать свое мнение («die, М. Tulli!»[58]); тот делал это в более или менее пространной речи, кончая ее своим предложением (sententia). Следующие могли или, вставая, сделать свое предложение, или, сидя, согласиться с одним из сделанных уже («М. Tullio assentior»[59]).

Сенатское правление наложило свой отпечаток на последний век республики; нам оно прекрасно известно благодаря речам и письмам Цицерона. Нельзя ему отказать в известной, истинно римской, величавости; но с задачей управления огромным государством оно совладать не могло. Его режим был временем постоянных смут — революция Гракхов, союзническая война, Марий и Сулла, невольническая война Спартака, заговор Катилины, анархия Клодия, Цезарь и Помпей, Октавиан и Антоний... Почти непрерывно одна гроза сменяла другую вплоть до последней, когда наступило длительное успокоение под эгидой империи. Как это случилось, об этом тотчас.