История античной культуры

§ 14. Мусические искусства. Из них мы сразу должны выделить пляску; отношение к ней римлян достаточно явствует из презрительного слова Цицерона: «Nemo fere saltat sobrius, nisi forte insanit»[68] (Циц. В защ. Л.Л.М. 13). Правда, последствием эллинизации римской религии было включение в ее обрядность также и религиозной пляски, вследствие чего обучение пляске так же, как и обучение пению, вошло в программу образования благовоспитанных девиц; но к ней римляне относились с опаской, как к чужеродному и несвойственному им обычаю. Правда, с другой стороны, что римские вельможи с удовольствием смотрели на сладострастную пляску гадесянок и сириянок, но это было простым любительством, так же как и их интерес к скульптуре и живописи. А если так, то, значит, хореи Рим не знал — не имел он поэтому и своей самобытной поэзии.

Важнее была роль музыки: флейтисты издревле составляли в Риме почтенную гильдию, и своя национальная музыка у римлян была. Но о ее характере мы ничего сказать не можем.

Обращаемся поэтому непосредственно к литературе. Греческий алфавит в его западной, халкидской ветви был рано заимствован римлянами — древнейший, недавно обнаруженный памятник на форуме относится к царской эпохе. Но он употреблялся только для монументальных записей; когда в Риме возникла филология (выше, с.278) и, в связи с ней, интерес к древнейшим литературным памятникам, то таковыми в области поэзии представились старинные богослужебные гимны, все еще, хотя и без понимания, исполнявшиеся в жреческих коллегиях, а в области прозы — законы XII таблиц.

К тому времени существовала уже художественная литература, но она была греческого происхождения. Знали даже ее родоначальника: это был тарентинец Андроник, по римскому гражданству М. Ливий Андроник, современник первых Пунических войн, переведший римлянам для школьного употребления

«Одиссею» очень неуклюжими, так называемыми сатурническими стихами:

Virum mihi, Camena, — insece versutum,[69]

—

а равно и несколько трагедий — тоже тяжелыми шестистопными ямбами. Его пример воодушевил даровитого кампанца Гн. Невия дать в сатурнических же стихах описание 1-ой Пунической войны; но так как этот стих был позднее забыт, то законодателем римской эпической поэзии стал калабриец Кв. Энний (начало II века до Р.Х.) как автор римского национального эпоса «Annales» в XVIII книгах, содержавшего римскую историю от древнейших времен до современной поэту эпохи. Эллинизация римской религии повела к перенесению также и драмы на римскую почву; но так как она стала только украшением праздников, не будучи сама богослужением, то постоянный хор греческих драм был отброшен (вследствие чего орхестра была отведена под места для зрителей-сенаторов — выше, с.252); предметом переделки римских драматургов был диалог, последствием чего явилось обыкновение делить драму на пять актов, по-нашему, даже с занавесом, хотя и без перемены декораций. Музыкальный элемент нашел себе применение в многочисленных так называемых cantica — ариях, дуэтах, а также и хорах в нашем смысле слова, превративших трагедию в мелодраму и комедию в водевиль. И та, и другая отрасль драмы воплотилась в классическом триумвирате каждая: классиками трагедии стали Энний, Пакувий и Акций, классиками комедии — Плавт, Цецилий и Теренций; их деятельность занимала главным образом II век до Р.Х. — до эпохи Сципиона Младшего включительно. Это время было первым расцветом римской поэзии; нам от него сохранились только двадцать комедий Плавта и шесть — Теренция. Оба они — как и вообще римские комики — черпают из сокровищницы новаттической комедии, причем грубоватый и безудержный в своем юморе Плавт предпочитает бойкие сюжеты, не стесняясь довольно внешним образом перемежать одну переделанную им комедию сценами из другой (contaminare); чинный и тонкий Теренций, напротив, стремился к заботливой характеристике и стройному развитию действия, а если и «контаминировал», то осторожно и незаметно. Мало известно нам о попытках писать комедии на сюжеты из римской жизни (fabulae togatae, как они назывались в отличие от переделанных с греческого fabulae palliatae), еще менее о трагедиях на сюжеты из римской истории (fabulae praetextatae), ставившихся изредка, вероятно, на триумфальных играх.

Лирика пока еще отсутствует, если не считать ямбографии, возродившейся в римской сатире (вероятно, от lanx satura — «сытное блюдо», то есть винегрет). В ней подвизался уже Энний, но только Луцилий, друг Сципиона Младшего, сделал из нее то, что мы ныне под ней разумеем.