Сюжет «Антигоны» Софокл взял из фиванского цикла мифов о царе Эдипе и его потомках. Этот же сюжет был использован Эсхилом в его трилогии о Лабдакидах, и «Антигона» Софокла являлась как бы продолжением трагедии Эсхила «Семеро против Фив». После смерти Этеокла и Полиника новый правитель Фив Креонт приказал с почестями похоронить Этеокла, а Полиника выбросить за крепостные стены на растерзание псам. Сестра погибших Антигона пренебрегла запретами царя и тайно похоронила Полиника. За это Креонт приказал ее замуровать заживо в склепе. Антигона умерла, но царь понял, что поступил неправильно. Жертвами его своеволия оказались сын и жена — самые близкие ему люди.
Долгое время толкование этой трагедии основывалось на оценке ее Гегелем, который определял трагический конфликт «Антигоны» как неизбежный и вечный конфликт принципов семьи и государства. По мнению Гегеля, защитницей семейных прав выступала Антигона, а ее противник Креонт отстаивал идеи государства. Оба они в отдельности правы, но так как интересы семьи никогда не могут совпасть с интересами государства, то в их столкновении раскрывалась вся глубина трагической коллизии, в результате которой мученической смертью погибала Антигона, подрывая своей гибелью незыблемые устои государства. Учение о несовместимости интересов семьи и государства, закономерное в условиях современной Гегелю действительности, было им механически перенесено в античную трагедию в соответствии с философскими и эстетическими критериями первой половины XIX в., совершенно неприемлемыми для греческой драмы V в. до н.э. Однако авторитет великого немецкого мыслителя и широта проблематики софокловской трагедии определили чрезвычайную популярность гегелевской интерпретации «Антигоны»[44]
.Но Креонт Софокла отнюдь не положительный герой. Все действие трагедии направлено на разоблачение Креонта, ответственность которого тем более велика, что ему вручена богами и людьми верховная власть в государстве. Ошибка Креонта-правителя заключалась в том, что он неправильно понял свои права и переоценил свои возможности. По законам софокловского времени изменник не имел права на погребение в родной земле, оскверненной им, но тот, кто лишил предателя погребения вообще, становился святотатцем, поправшим неписаные законы человеческого общества. А вопрос о так называемых писаных и неписаных законах государства чрезвычайно широко обсуждался в то время повсеместно в Афинах в связи с необходимостью установления твердого законодательства в новых поселениях. В этих дебатах все большее число сторонников приобретало положение о субъективности закона, якобы выражающего волю отдельного человека. Теоретическим обоснованием этих суждений явилось новое учение философа Протагора, провозгласившего человека мерой всех вещей. А Софокл, друг Протагора, выразил в «Антигоне» свое отношение к вопросу о личной ответственности человека, о выборе критерия в оценке своего поведения, о писаных и неписаных законах и, наконец, о, субъективности истины. Первой разоблачает ошибку Креонта Антигона, охраняющая незыблемость древних устоев родственной близости. Силой, побуждающей ее к действиям, является любовь, противопоставленная вражде, но Креонт неправильно понимает слова Антигоны: «Я рождена не для вражды взаимной, а для любви» — как выражение кровной любви сестры к брату и, противопоставляя подобной любви интересы страны, считает себя вправе осудить ее. Поэтому Антигона вынуждена сражаться во имя своей любви. Отсюда не свойственные женской природе черты сурового мужества и твердости, контрастно оттеняемые образом Исмены, сестры Антигоны. После столкновения Антигоны с Креонтом удержать последнего от преступления пытается Гемон, сын Креонта. Так как Антигона уже давно обручена с Гемоном, Креонт подозревает, что сын руководствуется только стремлением спасти свою возлюбенную и ради любви пренебрегает интересами отечества. Он убеждает сына:
В ослеплении Креонт не понимает, что мнение Гемона совпадает с мнением всех фиванцев, которые не решаются выступить открыто. Гемон знает о том, что творится в городе:
Но Креонт прогоняет сына. Он уже подписал приговор, и молчание запуганных им фиванских старейшин принимает за выражение одобрения. Но вот появляется слепой прорицатель Тиресий с известием, что боги осудили действия царя и готовы покарать весь город за нечестивые поступки правителя. С прежней самоуверенностью Креонт готов даже в слепом старике видеть предателя государственных интересов, польстившегося на золото врагов:
Тиресий считает для себя унизительным оправдываться перед безумцем. Он уходит, предрекая Креонту: