Спустя несколько лет скончался и великий ишхан Тарона Давид Багратуни[822]
и на его место посадили племянника его Гургена. Тогда Ахмат начал и с ним воевать, пока не пал тот в сражении[823]. Меж тем Ахмат, продвигаясь шаг за шагом вперед, стремился подчинить те пределы своей власти. Так как сын великого ишхана Давида был зятем царского брата Шапуха, а обвинительные обличения его все увеличивались и разоблаченное коварство Ахмата стало явным, то царь [Смбат], собрав купно всех нахараров армянских и все свои войска в количестве шестидесяти тысяч мужей[824], пустился в путь, отправился, пошел и дошел вплоть до горы, что на востоке Тарона, где и расположил [свой] стан, чтобы разобраться в обстановке[825]. Меж тем жестокий насильник Ахмат сидел на западе Тарона, расположив свой стан на берегу реки Евфрат. И так как ставший ишханом Васпуракана Гагик находился в тайном сговоре с Ахматом, то с помощью лукавых ухищрений он побудил[826] царя двинуться оттуда на юг к кахакагюху Холс, [под предлогом] будто с того рубежа ему удобнее будет кончить дело либо войною, либо миром. И царь, не подозревая, что Гагик — соглядатай, пошел с ним.А тот, поторопившись сперва сообщить об этом обмане Ахмату и приглашая его настигнуть [их] в назначенное им условленное, удобное время, сам /
При виде столь мужественного отпора, Гагик, который источал из себя дух смерти, так как сердце его лопалось от досады, прибег к другой коварной уловке[828]
: он пропустил врагов в середину стана, а [потом] велел сперва повалить свой шатер наземь, а затем — носильщикам поднять его и отправиться вспять. Увидев это, множество [воинов] вообразили, что так и надо, и поступили точно так же. Поэтому и царь, увидев это и поняв, что отныне война не будет успешной для них, поворотил назад и обратился в бегство. Здесь пал неопытный и не обученный [ратному искусству] прекрасный юный Ашот, сын сестры Смбата, что был из великого нахарарства нашего народа армянского, а с ним и некоторые другие мужи[829] ратные, из незнатных, [человек] пятьдесят — чуть больше или меньше; прочие войска рассеялись и отправились восвояси. А царь укрылся в гаваре Багреван, дабы отдохнуть от тяжких испытаний[830] своих. Меж тем неверный, вероломный[831] ишхан Гагик деяния измены старался скрыть в глубине сердца, как под спудом[832], не ведая, что нет ничего тайного, что не стало бы явным. И когда он прибыл в Ван гавара Тосб[833], то принялся там развлекаться и тешиться, чтобы радоваться, согласно радости сердца, как сказано «Веселое сердце делает лице веселым»[834]. А на следующий день, облачившись в царские одежды и сев верхом на своего мула, он кружил, гарцуя там по полю. И тут Гагик, брат великого ишхана Ашота, вместе с двумя /Еще до этого два великих ишхана из мецамецов и главных, с седыми волосами — Мушел, ишхан Мокка[837]
и Гурген, ишхан Андзевацика[838], в гневе разжегши меж собой пламя вражды[839], со страшным шумом напали друг на друга и начали сражаться. В этой войне ишхан Мокка Мушел был даже убит Гургеном[840]. А спустя каких-нибудь два года случилось Гургену, развлекавшемуся охотой, верхом на быстроногом коне переправляться через какой-то небольшой поток, как вдруг конь, заржав, понес и, взбрыкнув задними ногами, подкинул и сбросил ишхана назад. Его мертвого подняли, отнесли и похоронили с предками его. И унаследовал после него это княжество сын его великий Атом[841].ГЛАВА XXXV
О том, как Афшин пошел на Смбата и полонил его семью