Однажды, помню, подходим к линии фронта, а там уже «карусель» раскручивается. «Яки» соседнего 157-го авиаполка одной группой оттеснили «мессеров», а второй прихватили Ю- 87 уже буквально над нашими танками. «Юнкерсы», понятное дело, встали в круг, но задняя огневая точка у них слабовата — всего один обычный пулемёт (спаренный MG81Z. — Прим. авт.). Бронирование тоже не бог весть какое, поэтому вся надежда у немцев была на идущий сзади самолёт и его вооружение. С этого круга и пошли на штурмовку наших танков — задание-то надо выполнять. И вот наблюдаю такую картину: пикирует «Юнкере», а за ним наш «Як», за которым тоже идёт «Юнкере», ну и за ним тоже наш истребитель. «Як», который на хвосте у головного «лаптёжника», сбивает его и тут же получает полновесный залп от того, который позади. Истребитель буквально в клочья разнесло. Правда, и второму немцу не поздоровилось: шедший позади него наш истребитель тут-же вогнал его в землю невдалеке от первого.
Тем же летом 43-го произошёл один интересный случай. Однажды пришла в 163-й ИАП шифровка, из которой стало известно, что над фронтом под прикрытием «фоккеров» действует одинокий «Як» без звёзд, но с бортовым № 02 и успешно сбивает внезапными атаками наши самолёты. Причём, «фоккеры» в бой не вступают, а держаться в стороне или имитируют преследование «Яка», который пристраивается к группе наших самолётов и опять-таки сбивает один-два самолёта. Приказ был лаконичен: посадить или сбить «оборотня». Вообще надо сказать, что несмотря на обилие трофеев, захваченных обеими противоборствующими сторонами, практика использования вражеских самолётов на фронте, несмотря на кажущуюся привлекательность, была весьма ограничена и реально насчитывает буквально считанное количество эпизодов. Причина проста: в случае непредусмотренного развития событий, лётчик, рискнувший использовать на фронте «чужие крылья», почти гарантированно погибал.
Как бы там ни было, но разговоров на эту тему лётному составу хватило, а через два часа в воздух было поднято дежурное звено, в которое входили пары Манкевич — Морозов и Корсунский — Погожин. «Подлетаем к линии фронта, — вспоминал Анатолий Алексеевич, — смотрим, как по заказу, идёт одинокий «Як», покачивает крыльями, дескать, «я — свой». А расстояние было сравнительно большим и звезд, даже если бы они были на самолёте, всё равно мы не могли бы увидеть. Настораживало лишь то, что он был один, мы-то уже давно парами летали. Хотя на фронте всякое бывало. Пока мы раздумывали, что да как, этот «Як» развернулся и вместо того, чтобы пристроиться к нашему флангу, как это обычно делается, в случае если лётчик заблудился или оторвался от своей группы, заходит в хвост Яше Корсунскому. Смотрим, уже «светляки» полетели. Ну теперь всё понятно…
Начали бой. В первый момент подбадривало то, что он всё же один, а нас четверо, но, видать, в первой атаке Корсунскому всё же досталось и он вышел из боя и его ведомый, прикрывая своего ведущего, тоже. А мы с Манкевичем вдвоём на виражах крутимся за этим «Яком». Схватка была нешуточная: с крыльев срывались белые шнуры сжатого воздуха, но Манкевич постепенно начал подбираться к нему. Вдруг, смотрю, на очередном развороте у моего ведущего мотор сбрасывает обороты и комэск выходит из боя и планирует. Я сначала думал, что появление «фоккеров» прозевал, но рядом никого. Немец на «Яке» попытался несколько раз пристроиться то к нему, то ко мне, но у него ничего не вышло и он был вынужден уйти, а мы приземлились на ближайшем аэродроме, где базировались наши бомбардировщики».
Оказалась, что в самый напряжённый момент боя в моторе на самолёте Манкевича произошёл обрыв шатуна поршня, который пробил картер двигателя, из-за чего ему и пришлось выйти из боя. После этого пришлось уже удивляться механику Николаю Конашу, обслуживавшему самолёт Анатолия. Из приземлившегося истребителя с бортовым номером лейтенанта Морозова почему-то сначала вылез капитан Манкевич и только за тем хозяин самолёта, сидевший в скрюченном состоянии в закабинном пространстве.