История балета. Ангелы Аполлона

Может показаться странным и отождествление напыщенной прихотливости жеста в la belle danse со строгостью и чистотой классики. Однако la belle danse во многом был классическим искусством – в его пристальном внимании к правилам и идеалам, в приверженности к точности формы, соразмерности, совершенству. У тех, кто занимался пятью позициями Бошана, кто подробно изучал законы управления движением, иногда могло возникнуть впечатление, что они втянуты в некий обман. Но la belle danse, красивый танец, был не только отражением двора Людовика – он его пережил. Самодисциплина и порядок в организации линейного и пространственного движения тела пережили создавший его двор не в виде этикета, а в форме классического балета.

Балет основывался на двух столпах. Один – la belle danse, который предписывал дворянам, как надо танцевать. Второй – это зрелище. В то время балеты еще не были танцевальными представлениями, которые шли по вечерам и исполнялись в театре для публики, как сегодня. Они во многом оставались ballet de cour[11]– демонстрацией и развлечением власти, их исполняли представители власти для таких же, как они сами. Во многих аспектах la belle danse и ballet de cour составляли единое целое: они и представляли и утверждали иерархию и возвеличивали короля. Но между ними были и противоречия. Если la belle danse указывал на жесткий, классический порядок, то ballet de cour стремился к экстравагантной роскоши барочной эстетики. Стоит остановиться на истоках и огромных масштабах театрального представления во времена правления Людовика, так как они стали определяющими в становлении балета.

Католическая церковь может показаться странной отправной точкой, ведь известно, что она по традиции не благоволила танцу. «Где танец, там и сатана», – заклинал Александр Варе в 1666 году, отвращая от сочинений святителя Иоанна Златоуста IV века. Танец «лишь возбуждает страсти, заглушая голос благопристойности шумом прыжков в забытьи и разложении», – бранился другой, ссылаясь на авторитет святого Амвросия, жившего в IV веке. Действительно, актеры и танцовщики, выступавшие на публике, автоматически лишались последнего покаяния и погребения по христианскому обряду³⁶[12].

Ирония этого сурового запрета проявилась в контексте всем известного страстного увлечения Людовика XIV искусством, что не ускользнуло от Лабрюйера. «Нет ничего забавнее, – писал он, – чем в определенные дни собирать толпу христиан обоих полов в одной комнате, чтобы они рукоплескали отлученным от церкви личностям, оказавшимся здесь только благодаря удовольствию, которое они доставляют, и заранее получившим оплату». Вольтер вторил ему из следующего века: «Когда Людовик XIV и весь его двор танцевали на сцене, думаете, их отлучили от церкви? <…> Но если не отлучать Людовика XIV, танцующего в свое удовольствие, то вряд ли можно считать справедливым отлучение тех, кто доставляет то же удовольствие за небольшие деньги с дозволения короля Франции»³⁷.

Впрочем, среди католиков была группа тех, кто верил в танцовщиков и в танцы, – иезуиты. Известные своим контрреформаторским рвением и стремлением использовать искусство во спасение заблудших душ, иезуиты считали балет и зрелище способом привлечь и воодушевить паству, и неслучайно самые страстные трактаты о балете написаны отцами-иезуитами. Действительно, между королевским двором и лучшими школами иезуитов возник постоянный поток движения, а Бошан, Пекур и другие уважаемые танцовщики преподавали и регулярно выступали в Coll`ege de Clermont (переименован в 1682 году в лицей Людовика Великого), где обучалась французская и зарубежная элита.

В иезуитских школах студенты (многие из которых впоследствии стали вельможами) постигали ораторское искусство, декламацию и «немую риторику» танца и жеста. Они учились прямо держать спину, сохранять такую осанку, при которой голова не откидывается назад и не вытягивается по-собачьи вперед, не поднимается слишком высоко (гордыня) и не опускается слишком низко (неуважение). Кисти рук надо было держать по бокам, немного перед корпусом, а сами руки – в спокойном положении, ими нельзя ни размахивать при ходьбе, ни поднимать выше уровня плеч. Хорошие ораторы, говорили ученикам, должны обладать пропорциональным телом (никакой короткой шеи – она производит комический эффект) и оттачивать свои жесты, подражая королям и истинным принцам церкви, чьи неземные тела сияют в божественном свете³⁸.