Рассказав о том, что ему пришлось вытерпеть в Бастилии, Линге восклицает: «А между тем надо мною не было суда, я не был ни в чем обвинен, и у меня не было обвинителей».
Далее Линге пишет, что в том, как заключенных содержали в Бастилии, большую роль играла протекция, и при этом рассказывает про одного француза, подвергшегося этой участи. Линге полагает, что в lettre de cachet, на основании которого этот человек был заключен туда, указан важный мотив, но, во всяком случае, не подлежит сомнению, пишет он, что с самого начала у него были книги, и он мог принимать визиты и вести переписку. К Линге, пусть изредка и на короткое время, приходил глава парижской полиции.
Догадываясь о том, как содержат этого француза, и чтобы убедиться в этом, Линге осмелился однажды упрекнуть полицейского сановника за такую разницу в содержании. Глава полиции не отрицал справедливости этого факта, но сказал, что снисходительность, которой пользуется этот человек, должно приписать тому, что министр, инициатор его заключения, добрый человек. Линге возразил, что разница в том, как содержать заключенных, должна зависеть от важности возложенных на них обвинений, а не от личной доброты того или иного министра.
На это глава полиции отвечал, что он не может ничего сделать, так как никто не принимает участия в нем, то есть в Линге.
В заключение Линге пишет, что он рассказал только то, что с ним самим было, а также то, о чем мог поведать, не компрометируя тех, кто сообщил ему эти сведения. «А что было бы, – восклицает он, – если бы я рассказал все то, что мне сообщили – одни из доверия ко мне, другие по своей болтливости, – а также и то, что мне помогла узнать моя собственная проницательность, которая развивается у заключенных, единственное развлечение которых состоит в том, чтобы угадать то, что совершается вокруг них и что стараются от них скрыть!»
Линге был освобожден из Бастилии 19 мая 1782 г.; но при этом ему было объявлено, что он подвергается изгнанию и должен безотлучно проживать в одном местечке, находившемся в сорока лье от Парижа. Линге пишет в своих мемуарах, что, не считая пребывания во Франции безопасным, он в силу обстоятельств и различных притеснений был вынужден удалиться в Англию, где и составил свои записки.
В них он высказывает мысль, которая объясняет цель издания его мемуаров. Вот что он пишет: «В правление государя, стремящегося к справедливости, предать гласности тайны Бастилии – значит вызвать преобразование, а потому я думаю, что, покидая отечество, окажу ему услугу этим разоблачением, и последняя моя дань уважения к добродетельному королю, управляющему теперь страной, представит ему новый случай сделать добро, которое он любит и к которому стремится».
Далее Линге пишет, что всех тех, кого освобождали из Бастилии, принуждали давать клятву в том, что они никогда, ни прямо, ни косвенно, не разгласят того, что они там видели и перенесли, и это смущает его при издании записок.
«Могу ли я по совести ознакомить публику с ужасными тайнами Бастилии!» – выражает сомнения он.
К счастью для нас, соображения о пользе, которую он принесет своим разоблачением, одержали верх над этим препятствием. Линге не ошибся в расчете. Его разоблачения принесли пользу, и некоторые злоупотребления были прекращены по выходе в свет его записок.
Этим мы и закончим историю заключений в Бастилии, которая в то время доживала свои последние годы.
Нам остается только сказать несколько слов о тех немногих узниках, томившихся в ней, когда эта тюрьма-крепость сдалась народу, то есть 14 июля 1789 г., но об этом ниже, а теперь постараемся вкратце объяснить расположение главных ее частей, а для ясности представляем план Бастилии.