История Бернарды и Тайры на Архане

Нет, поверьте, не в комфорте дело – можно быть счастливым и в палатке на поролоновом коврике, но вот так просто отказаться от того, кого любишь? От Дрейка, например? От желания быть свободным в угоду некому плешивому Правителю? Да пусть даже волосатому…

Нет уж, увольте. Письмена на руках мы еще как-нибудь перетерпим – благо, Тайра уже поделилась со мной соображениями о том, как предотвратить их действие, не обидев при этом Духа, – а вот все остальное пусть падет на долю настоящих Лейи и Гири, если последние сами того захотят.

И ведь захотят. Наверное. Как и вот эта черноглазая и чернобровая особа, которая, вероятно, круглее ведра ничего не видела.

Грустно. И обидно.

Не стоит говорить, что остаток времени, в течение которого мы с Тайрой продолжали мести двор, прошел в гробовом молчании. Я с остервенением поглядывала на высокие башни дворца и с нежностью вспоминала своего ненаглядного Дрейка, а Тайра, судя по застывшей на лице полуулыбке, холила и лелеяла в голове мысли о Стивене.

Ну, и, может, еще Пирате.

* * *

Люди хотят верить.

В силу, власть, банковские купюры или самоуправство. В собственную правоту, в логичность сделанных выводов, в важность той миссии, которую исполняют. Люди хотят верить в Бога, ангелов, демонов, в Библию или хотя бы в медитацию. Верить в то, что счастье существует, в то, что однажды случится чудо, или же в собственные силы – люди хотят во что-то верить, и порой не столь важно, во что именно.

Ведь одно уже наличие этой самой веры определяет стабильность жизненного уклада и отсутствие в нем необъяснимого. Случилась неприятность? Сие есть последствия зоркого глаза Кармы. Случилось хорошее? Наградил Бог, или же повернулась лицом госпожа Удача. Ведь главное, что при наличии веры все каким-то удобоваримым способом можно оправдать: вмешательством или невмешательством сверхъестественных сил, очередным подписанным насчет твоей судьбы указом Небесной Канцелярии, удачно пришедшей в собственную голову идеей.

И да, люди не просто хотят верить – люди так же не хотят сомневаться.

Ни в чем.

Потому что сомнения несут с собой терзания, потерю сил, рождение страха; увеличивают риск управляемости и чужого на тебя влияния, потому что сомнения рвут душу на части и заставляют терять гармонию.

И чтобы эту самую гармонию не потерять, чтобы не поддаваться больше разрушительному воздействия тревог, чтобы обрести хоть какое-то подобие веры, а вместе с ней и стабильности, люди отказываются от поиска знания в том виде, в котором оно дается свыше, ведь обретение его есть тяжкий труд.

Меня всегда удивляло то, с какой легкостью люди сдавали индивидуальные позиции в угоду бездумному, но уверенному существованию. Система есть благо, система есть знание, система есть все. Из года в год человечество было готово шествовать за иллюзорно правильным лидером, лишь бы обрести то самое крайне нужное состояние «за меня все ответы найдет кто-то другой», например, местный Дух Драккари – умоет, обогреет, защитит.

Почему он? Почему не сам?

Над всем этим я размышляла, пока мои руки тонкой кистью, измазанной в красно-коричневой краске, разрисовывала немолодая и неулыбчивая монашка.

Тайра сидела рядом. Ее глаза были закрыты, а губы неслышно проговаривали какие-то слова; над кистями подруги работала другая монашка.

В этом заведении не числились мужчины, только женщины.

Не оттого ли, что мужчины Архана и впрямь были немного умней? Или же умнее были все-таки женщины, спасаясь в Доме Молитвы от еще менее счастливой судьбы, нежели ждала бы их в семейном гнезде?

Неуважение, оскорбления, унижения, побои…

Что лучше – терпеть рядом чужого человека или предателя-себя?

Нет, не предателя. Те, кто сюда попал, не считают себя предателями – они верят в правую идею, в верный выбор, в указавшее им путь Провидение. Иногда вера есть не что иное, как банальная и, что еще хуже, добровольная промывка мозгов, после которой окончательно исчезают сомнения, и в душе, наконец, воцаряется вожделенный мир и покой.

Черные глаза, пожелтевшие вокруг радужки белки, морщинистые веки, забывшие улыбку губы. Это и есть он – правильный выбор? Или же я вижу лишь бренное тело, натянутое на нечто ценное и чистое, зовущееся человеческим духом?

«Брось, Дина, брось. Попытки понять чужую душу всегда заканчивались одним и тем же – в лучшем случае непониманием, в худшем – войной. Так было во всех мирах. Так будет и здесь».

Я попробовала отвлечься.

Действительно, все не важно. Через час мы выйдем через центральные ворота на площадь и до поры до времени оставим территорию замка позади. А после вернемся, но уже не сюда, а в библиотеку.

Только бы все удалось нашему пушистому и желтоглазому приятелю Иву. Только бы он поскорее вернулся.

* * *

Мы снова были свободны.

Шумел вокруг многоликий Оасус, плескала в фонтане прогретая солнцем вода, топтали цветастую площадь сотни больших и маленьких подошв.