Бог начинает исполнение воли Своей по очищению души человеческой, дав ей исходную точку пути к совершенному спасению, заключенному в устранении ее из трех месторасположений, коими являются поименно: тело, чувственное воспринимание и речь. «Земля» или «страна» здесь олицетворяет тело, «род» — чувственное воспринимание, а «дом отца» — речь. Как же так происходит? Все потому, что тело обрело свою плоть от праха земного (или земли) и вновь вернется в землю. Моисей свидетель тому, когда говорит: «…ибо прах ты и в прах возвратишься» [Быт 3:19]; поистине, также он говорит, что тело было глиной, коей придала человеческий облик десница Божья, формировавшая ее; и нечто, претерпевшее претворение, непременно должно вновь разделиться на элементы, кои были соединены ради придания ему формы. Чувственное воспринимание, опять же, по роду своему сходно с постижением как иррационального, так и рационального, ибо оба они — части единой души. А речь есть «дом отца»: «отца», ибо разум — отец наш, насаждающий в каждой телесной части способности, что исходят от него самого, присваивающий им труды их, повелевающий ими и отвечающий за них; «дом» — ибо разум наделен речью как домом или комнатой своей, отделенной от остального жилища. Это обитель разума, в коей он пребывает подобно тому, как пребывает человек у домашнего очага. Именно в ней разум проявляет себя в упорядоченной форме и во всех представлениях, им порождаемых, и обходится он с ней так, как человек обходится с домом.
Филон не отрицает, что описываемые события произошли на самом деле, но для него имеет значение то, что они символизируют общие истины о человеческой сути и особенно о ее внутреннем устроении. Авраам — символ души в ее странствиях. Мы увидим, что этот подход к толкованию Библии в значительной мере повлиял и на иудаизм, и (в еще более великой степени) на христианство, особенно на толкователей в Александрии, родном городе Филона.
Язык
Греческий язык играл в Римской империи роль лингва франка, и весь Новый Завет написан именно на нем. Это был не классический греческий Платона или Фукидида, а «общий греческий», ставший известным как койне — форма классического языка, которая развилась за несколько столетий и отделила средиземноморский мир I столетия нашей эры от золотого века Афин. В слове «общий» есть и плюсы, и минусы: с одной стороны, он был универсальным, единым для всех знавших его людей, а с другой стороны, то был язык простонародья, на порядок, а то и на несколько порядков уступавший чистой литературной норме{135}
.По сравнению с древнегреческим в койне произошло много мелких изменений, и в большинстве из них отражена склонность к упрощению — устранению грамматических сложностей — и к приведению к стандартам: многие окончания существительных и глаголов были склонны сокращаться, предложения все чаще соединялись простым «и», а не обилием нюансированных наречий и частиц, свойственным языку эпохи классической античности. У цели этих перемен была одна основа: сделать так, чтобы двое людей, для которых греческий не был родным, могли общаться.