История Билли Морган

Я выпрямилась. Мартышка, одной рукой комкая пачку сигарет, а другой вытаскивая из кармана пакетик клубничных конфеток «Кампино», испуганно посмотрел на меня и невнятно забормотал извинения.

– Претите, претите, мисс, но мисс, мисс, в магазине сказали, что отец Натти в газете, мисс, а я не… я сказал, что ничё не знаю, и они сказали, что Натти будет знаменитый, и сказали, что миссус… они что-то плохое сказали, мисс, они сказали…

Я знала, что они могут сказать про Джас, или миссус, как ее всегда называл Мартышка.

– Хорошо, все хорошо, Ли. Успокойся, успокойся, милый. Про газету это правда, там история про то, почему пропал папа Натти, понимаешь? Все в порядке, Ли, правда. Отнеси Натти сигареты. Может, сделать ему еще чаю, а?

Мартышка нырнул в кухню, и я услышала хриплый скрежещущий голос миссис Скиннер, занудно бубнящей на одну из ее любимых тем:

– Опять этот мелкий уродец? Страхолюдный маленький придурок! Будь моя воля, такую шваль давно бы передавили, уничтожить бы их…

Я услышала, как Джас слабо протестует: Мартышка Равный, хороший парень, не его вина, что он такой некрасивый. Она всегда так говорит, потому что он все время на подхвате; возможно, приносит наркотики (я не спрашивала), а не только пиво и сигареты для нее и ее любимого сына. На самом деле, будь он даже помесью Квазимодо с Ганнибалом Лектером, Джас было бы наплевать; он был для нее тенью, как и большинство окружающих. Она бы даже не заметила, если бы в один прекрасный день он упал замертво и больше никогда не появлялся в квартире: «Ох, – сказала бы она дрожащим голосом, если бы кто-то упомянул о его кончине, – какая жалость, бедняжка». Но укол героина – и тебе сразу хорошо, и всё по фигу. Я помассировала виски, пытаясь облегчить головную боль. Если бы Джас сейчас предложила мне что-нибудь из своей драгоценной дури, искушение было бы сильным. Как получилось, что я оказалась здесь, слушаю миссис Скиннер, местный ответ Еве Браун, когда голова раскалывается и вся жизнь разбивается вдребезги? Почему? Почему это случилось со мной? Старая детская жалоба зазвучала у меня в голове: Так нечестно, так нечестно.

Болтовня миссис Скиннер вернула меня к реальности, от которой не убежать. Честно или нет, но что сделано, то сделано, и мне нужно разобраться с этой старой сукой, которая нас изводит.

– Ну, может, и так, Джасмин, но на что годятся такие тормоза, хотела б я знать? Я хочу сказать, боже помоги стране, если он нарожает таких же психов, это ж опять какие расходы для правительства…

– Ли – не заторможенный, миссис Скиннер. У него есть проблемы, вот и всё. А у кого их нет? – Я пыталась говорить не слишком ядовито; мне нужно было выяснить, что же она сделала. Я не хотела спровоцировать ее на очередную тираду.

Она разъяренно вздрогнула, ее подбородки заколыхались.

– Проблемы? Это все из-за таких, как ты; вы носитесь с этими слабоумными. Чертовы благодетели! Вот почему Англия катится к чертям…

Я прервала ее прежде, чем она оседлала любимого конька:

– Хорошо, мы тут с вами не согласны, да, миссис Скиннер? Но эта заметка очень впечатляет, это, эээ, показывает, как решительно вы настроены разыскать Терри, да? И они пришлют настоящего репортера с вами об этом поговорить. Замечательно, правда?

Слюна застряла у меня во рту от такой грубой лести, это уязвило мою гордость – все то же кошмарное высокомерие, что ввергло меня в беду. Я не переваривала ее тупого сынка, и то же самое относилось к ней. Я вдруг вспомнила старое время, когда «овощи» вроде Полин Скиннер не заслуживали даже моего презрения. Лицо Карла возникло у меня перед глазами: как ему удавалось держать себя в руках, когда людишки, подобные Терри, действовали ему на нервы? Я решила подражать его спокойствию, его самоконтролю: миссис Скиннер – просто средство для достижения цели, вот и все. Ничего личного. Я изобразила некое подобие дружеской заинтересованности.

Мне удалось ее обмануть. Тщеславие временно взяло верх над агрессией.

– Не согла… а, ну да. Но ты права насчет газеты. Как только я увидела статью, я подумала, неплохо, написала им и послала фото моего парня. Как сказала репортерша, материнская любовь, миссис Скиннер, самая сильная вещь на свете…

– И она приезжает поговорить с вами лично? Из Лондона? Ну, должна вам сказать, это уже успех. И когда она приезжает?

Миссис Скиннер глупо ухмыльнулась и уже была готова ответить, когда Джас, которая, казалось, вырубилась на диване, вдруг заговорила: голос у нее был невнятно-сонный:

– Я любила его. Я любила Терри. Не знаю, почему он бросил нас, меня и Натти… Когда она придет, эта девчонка, я скажу ей, что любила его и сожалею, если чем его обидела…

Кровь прилила к вислым щекам миссис Скиннер, ее толстые губы сжались, точно кто-то дернул за шнурок и их стянул.

– Ты ничего не понимаешь, чертова наркоманка! Ты позорище! Ничего удивительного, что мой мальчик сбежал… На хрен он связался с черномазой нарк…