История борделей с древнейших времен

«Дорион. Теперь ты у меня под носом дверь закрываешь, Миртала, – теперь, как только я стал беден из-за тебя? А когда я приносил тебе столько подарков, я был твой любовник, муж, господин, я был все! Так как теперь я совершенно иссяк, то ты нашла себе любовника, вифинского купца, а я выгнан и стою в слезах перед дверью, а он один все ночи напролет пользуется твоими ласками, один господствует в доме и проводит все ночи, и ты говоришь, что беременна от него.

Миртала. Меня это злит, Дорион, особенно когда ты говоришь, что много мне подарил и стал бедняком из-за меня. Посчитай все, что ты мне приносил с самого начала.

Дорион. Отлично, Миртала, посчитаем. Во-первых, сандалии из Сикиона – две драхмы. Клади две драхмы.

Миртала. Но ты провел со мной две ночи.

Дорион. Потом, когда я вернулся из Сирии, алебастровый сосуд с духами из Финикии, – это тоже две драхмы, клянусь Посейдоном.

Миртала. А я при твоем отплытии дала тебе вон тот маленький хитон до бедер, чтобы ты пользовался им при гребле. Его забыл у нас рулевой Эпиур, когда проводил ночи у меня.

Дорион. Твой Эпиур его узнал и отнял у меня недавно на Самосе, хотя и после сильной схватки, клянусь богами. Я привез тебе еще вязанку лука с Кипра и соленой рыбы пять штук и четыре камбалы, когда мы приплыли из Боспора. Что еще? Да, восемь морских сухарей в плетушке и горшок фиг из Карий, а недавно из Патар – позолоченные сандалии, неблагодарная! И еще припоминаю: большой сыр как-то из Гития.

Миртала. Все это, может быть, драхм на пять, Дорион.

Дорион. Ах, Миртала, но я давал, сколько в состоянии дать человек, плавающий в качестве наемного гребца. Ведь только теперь я стал управлять правым бортом, и ты все-таки меня презираешь. А недавно, когда был праздник Афродисий, разве я не положил к ногам Афродиты серебряную драхму ради тебя? Опять же матери твоей я дал на обувь две драхмы, и этой Лиде часто совал в руку то два, а то и четыре обола. Все это сложив, составляет целое состояние для простого морехода.

Миртала. Лук и соленая рыба, Дорион?

Дорион. Да, так как мне было больше нечего подарить. Ведь я, конечно, не служил бы гребцом, если бы стал богатым. А моей матери я ни разу не принес даже головки чесноку. Но я с удовольствием узнал бы, что за подарки ты получила от вифинца.

Миртала. Прежде всего, видишь этот хитон? Это он купил, и ожерелье, что потолще.

Дорион. Он купил? Да ведь мне известно, что оно у тебя давным-давно.

Миртала. Но то, которое тебе известно, было гораздо тоньше и без смарагдов. Потом еще вот эти серьги и ковер, и на днях дал две мины, и за помещение заплатил за нас, – это не то что патарские сандалии, гитийский сыр и прочий вздор.

Дорион. Но каков из себя тот, с кем ты проводишь ночи, этого ты не говоришь. Лет ему, наверно, за пятьдесят, он с облыселым лбом, и кожа у него как у морского рака. А видела ли ты его зубы? Сколько красоты, о Диоскуры, особенно когда он поет и хочет быть нежным, – осел, себе подыгрывающий на лире, как говорится. Ну и пользуйся им, – ты ведь достойна его, и пусть у вас родится сын, похожий на отца! А я найду какую-нибудь Дельфиду или Кимбалию по мне или соседку вашу, флейтистку, – словом, кого-нибудь другого. А ковров, ожерелий и подарков в две мины никто из нас давать не может.

Миртала. Ах, счастливица – та, которая возьмет тебя в любовники! Ведь ты будешь ей привозить лук с Кипра и сыр, возвращаясь из Гития!»

Торжество закона и суровая правда

Греки очень любили суды, особенно если в деле присутствовала изюминка или, скорее, клубничка. Посещение судебных заседаний было еще одним видом бесплатных развлечений. В 343 году в Афинах проходил шумный процесс, где одной из обвиняемых была гетера. Ее преступление заключалось в том, что она вышла замуж за афинянина Стефана, будучи чужестранкой и «женщиной предосудительного поведения». Под обвинение попал также Стефан, который, защищаясь, утверждал, что лишь сожительствует с ней, как с гетерой, а не живет как с женой и что у него детей от нее нет.

Ходили слухи, что речь для обвинителя Аполлодора написал сам Демосфен.

Закон, на который опиралось обвинение (кстати, принятый при активной поддержке Перикла), звучит так: «Если чужестранец состоит в супружестве с афинской гражданкой, прибегнув к какой-нибудь уловке или хитрости, то письменное обвинение должно быть подано любым афинянином, имеющим на это право, и передано фесмофетам. Если этот чужестранец будет признан виновным, то надлежит продать его самого и его имущество, а третья часть вырученных денег должна быть выплачена обвинителю. Точно таким же образом надлежит поступать и в том случае, когда чужестранка состоит в браке с афинским гражданином. Лицо, которое окажется в супружестве с осужденной, должно уплатить штраф в тысячу драхм».

Аполлодор в своей речи описывает историю жизни Неэры – одной из тысяч гетер, не добившихся всемирной известности и пытавшихся изменить свою жизнь к лучшему благодаря хитрости: