История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием. Часть I

Но парижане не пустили их, а Фредегонда, которая написала слезное письмо Гунтрамну, приказала готовить город к обороне. Вести летели к ней одна другой хуже. Она успела перевезти в Париж большую часть казны, но вероломные казначеи потащили оставшееся золото и серебро Хильдеберту, стремясь войти в милость у нового повелителя. Один их них, по имени Нектарий, украл даже королевские окорока и вина, не стесняясь ничего. Гунтрамн прибыл в Париж, и встретил самый теплый прием. Фредегонда дала обед в его честь, где и состоялся разговор, исходом которого должна была стать ее жизнь или смерть.

— Мой дорогой король, — разливалась она соловьем. — Мы в вашей полной власти. Я и мой сын. Я передаю королевство под вашу руку. Будьте защитником мне и сыну вашего брата. Не дайте погибнуть своей родной крови.

— Я пришел провести следствие, королева, — хмуро сказал Гунтрамн. — За Сеной стоит мой племянник, который требует твоей выдачи. Он обвиняет тебя в убийстве своего отца, дяди, тети и кузенов. И он утверждает, что твой сын незаконнорожденный.

— Он обвиняет меня в убийстве мужа? — подняла брови Фредегонда. — Мой государь, я всего лишь глупая женщина, но ученые люди, что вершили суд в Нейстрии, часто произносили слова на старой латыни: Cui bono[84]. Разве мне было выгодно убивать любимого мужа, которому я родила шестерых детей? Разве не осталась я сейчас без защитника? Разве не в опасности моя жизнь теперь? Неужели я кажусь настолько глупой, мой государь?

— Cui bono, говоришь! — удивленно протянул Гунтрамн. — Я много слышал о тебе, но ты смогла меня удивить. Тебе, и впрямь, незачем было убивать моего брата, ты только теряешь от этого. Но вот что с верностью ему?

— Самые уважаемые епископы королевства будут свидетельствовать, государь. И три сотни лучших людей из свободных франков. Они поклянутся на Библии, что я была верной женой, и что они не слышали слухов, порочащих меня.

— Вот как? — удивился Гунтрамн. — Если это случится, то я, безусловно, поверю им, и возьму под свою руку твоего сына.

— Вы это увидите, государь, — пообещала Фредегонда. — Я уже созываю их в Париж. Есть еще один вопрос…

— Какой же? — спросил Гунтрам.

— Земли, король. Не дайте ограбить вашего племянника. Заберите то, что считаете своим, но вероломным убийцам моего мужа не давайте ничего.

— Земли??? — захохотал Гунтрамн. — Тут уж будь спокойна! Да они лесного хутора у меня не получат! Они уже перетянули к себе Тур и Пуатье. Епископ Григорий скоро молиться будет на Брунгильду, придется вразумить его.

— А Гундовальд[85], мой король? — с милой улыбкой спросила Фредегонда.

— И Гундовальд тоже на их совести, — кивнул головой Гунтрамн. — Его же Бозон из Константинополя притащил, а он человек Брунгильды. А теперь этот самозванец мои города занял, волосы посмел отрастить, и братом меня называет. А ведь его отец не признал, велел остричь и со двора прогнал.

— Я буду спокойна, мой государь, — со значением сказала Фредегонда, — если часть сокровищ моего мужа побудет на хранении у вас. Так будет безопаснее.

— Какая именно часть? — впился в нее взглядом Гунтрамн.

— Примерно треть, — улыбнулась ему Фредегонда.

— Половина, — отрезал Гунтрамн. — Мне усыновление племянников очень дорого обходится. Одно беспокойство от них.

— Половина, — покорно сказала Фредегонда.

— И вот еще что, — решительно сказал Гунтрамн. — Я епископа Претекстата в Руан верну, он молит о прощении и пересмотре дела.

— Но он же заговорщик, — побледнела Фредегонда.

— Не обсуждается, — отрезал Гунтрамн. — Я так решил.

— Как скажете государь, — покорно сказала Фредегонда.

— Я чувствую, мы с тобой поладим, — с удовлетворением сказал Гунтрамн. — Я не дам тебя в обиду. И твоего сына тоже. Но ты из Парижа уезжай. Под Руаном есть вилла Берни. Будешь жить там и растить сына. Узнаю, что снова плетешь интриги, не обижайся. Мы договорились?

— Да, государь, — склонила голову Фредегонда. — Я сделаю все, как вы велите.

* * *

Три месяца спустя

Фредегонда смотрела на огонь и думала. Ей всегда хорошо думалось в такие моменты. Все закончилось неплохо, а ведь могло быть куда хуже. Она осталась жива, и жив ее маленький лев, Хлотарь. Она даже из медвежьего угла своего королевства крепко держала все дела в своем кулаке. Знать Нейстрии признала ее регентом при сыне, и Фредегонда понемногу прибирала власть к рукам, вырезая самых опасных. Она на словах была покорна Гунтрамну, но ведь это только слова. Как только представится возможность, она ударит. Если это не случится завтра, значит, случится через год, или через пять, или через десять лет. Она, Фредегонда, никогда и ничего не забывает. Она отомстит. Она обязательно отомстит! А если это не сделает она, то отомстит ее лев, ее надежда, ее маленький король. Пусть пока он еще сладко посапывает у ее груди, но он вырастет, а мама научит его, как нужно обращаться с врагами. Он победит всех, и станет единственным королем Франков, как его великий дед Хлотарь. Она знает это точно!