История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием

Жена принца Хлада стояла тут же, прижимая к себе испуганных дочерей. Все это время она бросала на братьев мужа умоляющие взгляды, не смея просить. Все отводили глаза, кроме Хильперика, который даже не скрывал усмешки. Поняв, что это конец, женщина завыла, но ее мужа уже повалили на какую-то скамью, которую вытащили из хижины, стоявшей рядом. Два дюжих дружинника перетянули ему горло собственным платком и держали, пока он не прекратил сучить ногами. Мокрое пятно на штанах умирающего вызвало брезгливую усмешку отца, который не отводил взгляда от жуткого зрелища.

Тело Храмна бросили в хижину, и туда же затолкали орущую от ужаса женщину с детьми. Дверь подперли той же скамьей, а стены забросали валежником.

– Огня! – заорал король.

В хижину полетели факелы, и она вспыхнула с веселым треском, который заглушили истошные вопли сгорающих заживо. Вскоре все было кончено. Король плюнул на пепелище и поехал в свой шатер. Им еще предстояло ограбить эти земли. Воинам нужна добыча, их мало волнуют семейные разборки в королевской семье.

– Ты понял, брат, зачем отец все это устроил? – кони Сигиберта и Гунтрамна шли рядом, стремя в стремя. Эти двое были самыми разумными в семье, и, если так можно было сказать про кого-то из Меровингов, самыми человечными. По крайней мере, они никого не убивали из-за пьяной прихоти, не грабили церкви и не насиловали с дружками дочерей сенаторов. Этим как раз отличался покойный братец Храмн.

– Понял, конечно, – ответил Сигиберт. – Чтобы нам была наука. А то вдруг и мы что-то такое задумываем. Спаси Христос душу нашего непутевого брата!

Оба перекрестились.

– Кстати, ты слышал, какого вепря недавно добыл Хариберт? – спросил Гунтрамн.

– Нет, – заинтересованно заказал брат.

– Говорит, тот был размером с теленка.

– Врет! – убежденно сказал Сигиберт.

– Да он поклялся секирой бога Донара⁽⁴⁾! Сказал, тот вепрь двух кобелей порвал, но он достал его копьем.

– Если Донаром поклялся, не должен соврать, – с сомнением сказал Сигиберт. – Его же тогда молния убьет.

– Спаси нас, святой Мартин, демонов поминаем! Тьфу! Ввел в грех с этим вепрем, – сплюнул Гунтрамн.

– Что ты заёрзал, как монашка под епископом? – удивился Сигиберт. – У тебя половина дружины старым богам жертвы приносят. Один бог – хорошо, а десяток – лучше. Кто-нибудь, да поможет.

– Не говори мне такого, брат, – перекрестился Гунтрамн. – Бог накажет. Кстати, у меня кувшин хорошего вина есть. Помянем нашего бестолкового братца? Мы же теперь его долю поделим, грех за такое не выпить.

– Само собой, – оживился Сигиберт. – Это дело надо отпраздновать. – Выпить он был не дурак, впрочем, как и все германцы.

***

Год 6068 от Сотворения Мира (560 год от Р.Х.), Клермон.

– Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae. Et in Iesum Christum, Filium eius unicum, Dominum nostrum: qui conceptus de Spiritu Sancto, natus ex Maria Virgine, passus sub Pontio Pilato, crucifixus, mortuus et sepultus: descendit ad inferos; tertia die resurrexit a mortuis: ascendit ad caelos; sedet ad dexteram Dei Patris omnipotentis: inde venturus est iudicare vivos et mortuos. Credo in Spiritum Sanctum, sanctam Ecclesiam catholicam, Sanctorum communionem, remissionem peccatorum, carnis resurrectionem, vitam aeternam. Amen! – Епископ клермонский Каутин взял ножницы в руки и срезал пряди волос с головы юноши Георгия, который с чувством повторял слова пастыря.

– Веруешь ли ты, Георгий, в господа нашего Иисуса Христа и святую троицу?

– Верую! – Георгий перекрестился.

– Отвергаешь ли ересь арианскую и иные с ними?

– Отвергаю!

– Отрекаешься ли ты, сын мой, от этого бренного мира?

– Отрекаюсь, – ответил юноша.

– Готов ли вручить тело и душу свою Господу нашему, Иисусу Христу?

– Готов, отче, – склонил голову Георгий.

– Готов ли ты отринуть самое имя свое, сын мой? – спросил его епископ.

– Готов.

– Нарекаю тебя братом Григорием, и да пребудет с тобой благодать господня, – торжественно сказал Каутин.