Впрочем, были, видимо, и такие домовладельцы, которые умудрялись осуществлять свои экспансионистские планы со всей возможной ненавязчивостью и гибкостью, даже если дома их находились в самом сердце старых, застывших в при вычном состоянии городов. Постепенное расширение «Дома Охоты» позволяет констатировать, что примерно через пять столетий после появления эллинистической системы улиц приобретенное пространство составляет по меньшей мере 200 квадратных метров, то есть первоначально имевшаяся в распоряжении домовладельцев площадь увеличивается при мерно на 10 процентов. Существовала, впрочем, возможность и куда более радикальная: присоединить пространство улицы полностью. Это позволяло не только захватить более обширные фрагменты публичного пространства, но еще и осуществить слияние участков, когда–то разделенных осью коммуникации. Подобные операции, конечно же, могли кардинальным образом модифицировать городской ландшафт. Расширение «Дома Рыбалки» в Булла Регия превратило переулок в тупик: прохожий просто–напросто упирается в стену, за которой начинается жилое пространство. В центре колонии в Тимгаде только этот прием мог позволить владельцам домов значительно увеличить площадь, изначально выделенную каждому кварталу, — что, в свою очередь, приводило к слиянию некоторых кварталов воедино (рис. 5).
Подобного рода факты вписываются в рамки отношений между частными и публичными пространствами внутри города — отношений, юридического аспекта которых нельзя не учитывать. С самого момента возникновения римское право старалось осмыслить эту проблему: в основном предпринимались попытки согласовать права владельцев соседних участков. С началом эпохи Империи роль государства возрастает, как показывает сенатус–консульт 45 или 46 года, регулирующий спекуляции недвижимостью в Риме. Начиная с этого времени утверждается новый тип общественного контроля над правами частных собственников. Законодательство поздней Римской империи, в соответствии с этой тенденцией, демонстрирует достаточно сложную систему отношений между правами отдельных лиц и прерогативами центральной власти.[52]
Отдельные его положения самым недвусмысленным образом утверждают примат последней: так, в конце VI века появляется процедура самой настоящей экспроприации в силу общественной необходимости.Ситуация, однако, вовсе не так проста, как может показаться на первый взгляд: целый ряд принятых мер указывает на попытки властей защититься от злоупотреблений отдельных лиц которые незаконно присваивали те или иные площади около публичных зданий или даже внутри последних, уродуя их возведением импровизированных дощатых или каменных перегородок. Уже Ульпиан, юрист эпохи Северов, был вынужден обратиться к этой проблеме: обязанность судить о том, нужно ли высылать граждан, посягающих на публичную собственность, или же просто облагать их налогом, возлагается на правителя провинции: решение он должен принимать исходя из интересов города. Документ, составленный в 409 году наглядно иллюстрирует возникающую время от времени для центральной власти необходимость вести оборонительную борьбу за свои собственные здания даже в столице: «Все места, которые во Дворце Нашего Города [Константинополь] были неподобающим образом заняты частными постройками, должны быть как можно скорее освобождены посредством сноса всех сооружений, которые находятся в вышеупомянутом Дворце. Оный не должен быть стиснут стенами частных владений, так как Власть имеет право на обширные пространства, дабы находиться на расстоянии ото всех…» (С. Th.[53]
, XV, 1, 47).