Читаем История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны полностью

В начале XIX века евангелики–англикане были не единственными, кто хотел спасти Англию от падения нравов. Пока квакеры, унитарии и пресвитериане бездействовали, новые диссиденты — методисты, независимые, баптисты — быстро завоевывали сердца верующих. У них были не только общие с евангеликами духовные убеждения, но также общий взгляд на разделение публичной и частной сфер, на роль мужчин и женщин и общие идеалы домашней жизни, воспетые Ханной Мор и поэтом–евангеликом Уильямом Каупером. Эти идеи, с одной стороны, ломавшие образ мужественности, ассоциировавшийся с джентри и аристократией и лишенный какой бы то ни было религиозности, с другой стороны — разрушавшие опасные взгляды Мэри Уолстонкрафт и ее друзей на равенство полов, определили образ мысли истинных христиан и всей английской буржуазии XIX века.

Каким же образом состоялось это превращение? Почему были забыты разговоры о женской сексуальной ненасытности? Теперь говорили лишь о скромности и незаметности женщин. Почему труд замужних женщин, на который возлагались такие надежды, ограничился выполнением домашних дел? Почему буржуазия верила в существование раздельных сфер и организовывала свою жизнь в зависимости от этой идеи?

Для начала можно проследить этот процесс в религиозной области. Работа различных благотворительных обществ, занимавшихся распространением Библии среди бедняков и чтением и обсуждением прочитанного в группах молодежи, неизменно строилась по одной схеме: эти общества, основанные священником, пастором и еще какими–то мужчинами, функционировали благодаря деятельности женщин, но редко по их инициативе и никогда — под их руководством. В XVIII веке пасторов–профессионалов не было даже у квакеров, и доля проповедовавших женщин была довольно велика. В XIX веке женщинам стало значительно сложнее заниматься этим.

Так же обстояли дела и в сфере культуры, где сторонники евангеликализма были весьма активны. В организационной деятельности литературных, философских кружков, артистических обществ, существовавших во многих городах, женщины, будучи членами этих обществ и уплачивая взносы наравне с мужчинами, не могли играть никакой роли; они голосовали только по доверенности и часто не допускались до участия в отдельных мероприятиях, например, в ежегодных банкетах, где мужчины прекрасно проводили время за богато сервированным столом. В Бирмингемском философском обществе, как и во многих других, женщинам не разрешалось посещать читальный зал — это было прерогативой мужчин. Поэтому не удивительно, что все эти общества считались мужскими; женщин туда принимали неохотно, а те, кому это удавалось, вступали благодаря родству с кем–то из членов–мужчин: это мог быть отец, супруг или брат. Правила этих обществ не были установлены раз и навсегда, и к концу XIX века женщинам удалось ликвидировать многие запреты. В начале же XIX века мужчины из буржуазных кругов очень гордились успехами в делах и, следуя своим религиозным запросам, стремились создать новый мир, в котором сферы мужского и женского резко различались.

<p><emphasis>Чета Кэдбери</emphasis></p>

Идеи, которые рассматривались выше, были живучи не только благодаря религии, но и в силу изменений материальных условий жизни, в которых разделение деятельности мужчин и женщин становилось все более явным. Рассмотрим это на примере семьи Кэдбери, коммерсантов из Бирмингема (конец XVIII века). Ричард Таппер Кэдбери, родившийся на Западе, был отдан в ученики к торговцу сукном. Он был из семьи квакеров, а квакеры имели связи по всей стране. Отец оставил ему в наследство некоторую сумму денег, которой хватило на открытие собственного скромного дела; в 1794 году он открыл в Бирмингеме на одной из центральных улиц — Булл–стрит — магазин по продаже суконных и шелковых тканей. В 1800 году с супругой Элизабет и детьми он поселился в помещении над магазином, как это было принято в те времена. Только самые богатые буржуа могли позволить себе иметь дом отдельно от предприятия.

Элизабет Кэдбери, в отличие от супруга, не удалось пройти ученичества. Женщинам можно было обучаться лишь немногим профессиям: считалось, что они вполне могут освоить производственные навыки прямо на рабочем месте. Только жены самых богатых людей могли не работать. Жена фермера торговала молочными продуктами; супруга торговца занималась магазином или вела бухгалтерию; вдова фабриканта могла возглавить предприятие после смерти мужа. Элизабет Кэдбери помогала в магазине, когда это было необходимо; следила за делами, когда муж отсутствовал; помимо собственно семьи, у Кэдбери было много домочадцев — подмастерьев и продавщиц. За первые пятнадцать лет замужества она родила десятерых детей, восемь из которых выжили; в семье также жила ее старая мать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология