Эжен Буало, чью переписку с невестой изучила Каролина Шотар–Льоре, говорит о новом идеале республиканской пары, проникнутой духом римского стоицизма и свободомыслия, и возводит единство пары чуть ли не в ранг религии: «Когда я слышу бесконечно повторяемые окружающими слова: „Брак… — это рабство!", я восклицаю: „Нет! Брак — это спокойствие, счастье; это свобода. Только сам человек (под этим словом я подразумеваю и мужчин, и женщин), человек, достигший полного развития, может прийти к настоящей независимости. Потому что он становится существом целостным; из этой двойственности рождается уникальная человеческая личность"» (письмо Марии, 24 марта 1873 года). Пара должна раствориться друг в друге, стать самодостаточной («Не будем никого пускать в нашу интимную жизнь, в наши мысли»), мужу следует стать «наперсником» своей жены: «Я бы посоветовал тебе доверять лишь другу, раскрывать душу только перед мужем, который скоро станет одним целым с тобой, осмелюсь утверждать, уже стал».
В зависимом положении женщин есть и положительные стороны: например, они более или менее защищены; им практически ничто не вменяется в вину; дамы из буржуазной среды живут в показной роскоши; в конце концов они живут дольше. У них также есть возможность действовать, тем более что частная сфера и женские социальные роли в ходе XIX века постоянно пересматривались раздираемым противоречиями обществом, заботившимся о пользе и о детях. Как, вопрошал Кант, разрешить противоречие между правами личности, а женщина — это личность, — и правом супруга–хозяина, монархом по своей сути? Как, если не путем изобретения права личности с учетом реальных условий? Феминизм столкнулся с противоречиями права и принципов, как и с дискурсом о «социальном материнстве», развернутым церковью и государством.
Но что же было в повседневной жизни?
Мартина Сегален, Ивонна Вердье, Аньес Фин внесли большой вклад в освещение вопроса о месте и роли женщин во французской деревне. Дистанцируясь от уничижительных и маловразумительных описаний разных путешественников XIX века вроде какого–нибудь Абеля Гюго, Сегален настаивает на комплементарности задач в ситуации, где специфика работы размывает границы между публичным и частным. В целом остается впечатление некой гармонии между полами: женщина часто управляет финансами семьи и устанавливает свои порядки в доме.
Ивонна Вердье так описывает главных персонажей бургундского городка Мино и их веками сложившиеся роли: «Биология обусловливает социальную судьбу женщин». Знания и умения женщины–прислуги, главным образом прачки, а также портнихи и кухарки отлично вписываются в деревенскую жизнь. Они не сидят в четырех стенах.
Аньес Фин, анализируя рассказы о жизни разных людей, описывает, как отношения между матерями и дочерьми и, шире, между мужчинами и женщинами влияют на подготовку приданого, как биологическое начало через разные символы вписывается в социальную сферу.
Эти стройные описания имеют тем не менее вневременной характер. Иренизм, то есть миротворчество, культуры имеет тенденцию маскировать напряжение и конфликты, которые Элизабет Клавери и Пьер Ламезон, наоборот, подчеркивают. В системе