Читаем История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны полностью

Для отдельных групп населения создание собственного языка компенсировало потерю частной жизни. Солдаты, лишенные какой бы то ни было частной жизни из–за призыва на службу, придумали себе «солдатский язык», чтобы отличаться от «штатских». У них для всего была собственная «терминология»: для обмундирования, оружия, воинских подразделений (гвардейцы назывались «бессмертными»), происшествий на поле боя, денежного довольствия (деньги получили название «карманная посуда») и даже для игры в лото («двойка» была «курочкой», «тройка» — «еврейским ухом»). Враг–немец назывался «кочаном квашеной капусты», англичанин назывался проще — «проклятым» (goddam).

<p><emphasis>Марианна</emphasis></p>

В смутный период, когда отсутствовало разграничение частного и публичного, символы семейной жизни также приобретали политический смысл. Эмблема Республики, римская богиня Свободы, часто присутствовала на официальных печатях, на виньетках, изображалась в виде статуй. Очень часто она принимала вид юной девушки или молодой матери. Кто–то в шутку назвал ее Марианной — это было самое распространенное в то время женское имя, — и вскоре Марианна, олицетворявшая женщину, жену и мать, полностью лишенная каких бы то ни было политических прав (а может быть, именно вследствие этого?), стала символом новой Республики. Даже Наполеон вступился за этот образ в 1799 году. Чтобы быть эффективной, власть должна была вызывать любовь, ей следовало быть ближе к людям.

Политический дискурс и иконография революционного десятилетия подавались как история семьи. Вначале король выступал этаким добродетельным отцом, признававшим трудности, с которыми столкнулось его королевство, и пожелавшим разрешить все проблемы при помощи своих повзрослевших сыновей (имелись в виду депутаты от третьего сословия). Но после его попытки бегства в 1791 году поддерживать эту версию стало невозможно: мало–помалу сыновья стали требовать фундаментальных изменений, вплоть до замены отца. Потребность в устранении этого отца–тирана удвоилась в связи с яростью, вызываемой у населения женщиной, представить которую в роли матери не удавалось: супружеская неверность Марии–Антуанетты была оскорбительной для нации, что до некоторой степени служит оправданием ее трагического конца. В новой семейной мифологии, созданной властью, королевская чета заменялась Братством революционеров, которое охраняло и защищало своих хрупких сестер — Свободу и Равенство. В новой республиканской символике никогда нет отца, отсутствуют и матери, за исключением совсем юных; есть семья, родители в которой исчезли. Грандиозная задача создания нового мира, как и забота об осиротевших сестрах, возлагалась на братьев. Иногда, особенно в 1792–1793 годах, появлялись изображения женщин, отважно защищающих Республику, но, как правило, они являлись предметом защиты. Судьба Республики все же зависела от мужского начала.

<p><emphasis>Частная религия против государства</emphasis></p>

Влияние Революции на частную жизнь не было лишь «символическим», то есть не заключалось только во внешних проявлениях политической культуры — одежде, речи и политических ритуалах. Новое государство начало наступление на самые разные общественные институты Старого порядка — на Церковь, на корпорации, на знать, на деревенские сообщества и семейные кланы — и одновременно с этим определило новое индивидуальное пространство для человека и его частные права. Конечно, этот процесс шел не без сопротивления. В первую очередь речь идет о католической церкви, принципиальном сопернике государства в контроле за частной жизнью. Католицизм, включавший в себя частные религиозные чувства и публичные церемонии, объединявший верующих и представлявший могущественную силу, был ареной ожесточенной борьбы. Первоначально революционеры надеялись создать толерантный по отношению к религии режим; вопросы веры должны были оставаться частным делом. Но вследствие старых привычек и постоянно растущей потребности в деньгах появилось спорное решение: конфискация церковных ценностей и подчинение духовенства гражданской конституции. Отныне должность епископа, как и практически все представительские должности, становилась выборной; революционные власти требовали, чтобы духовенство давало клятву верности, и запрещали духовным лицам носить сутану. Поддержка непокорных священнослужителей считалась контрреволюционной деятельностью; государственный контроль за местами и датами проведения религиозных церемоний становился все более жестким. Наполеоновский Конкордат 1801 года отменял тиранический контроль церкви со стороны государства, но лишь ценой признания права государства вмешиваться в вопросы религии.

Перейти на страницу:

Все книги серии История частной жизни

История частной жизни. Том 2. Европа от феодализма до Ренессанса
История частной жизни. Том 2. Европа от феодализма до Ренессанса

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 2: Европа от феодализма до Ренессанса; под ред. Ж. Доби / Доминик Бартелеми, Филипп Браунштайн, Филипп Контамин, Жорж Дюби, Шарль де Ла Ронсьер, Даниэль Ренье-Болер; пер. с франц. Е. Решетниковой и П. Каштанова. — М.: Новое литературное обозрение, 2015. — 784 с.: ил. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0293-9 (т.2) ISBN 978-5-4448-0149-9Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. Во втором томе — частная жизнь Европы времен Высокого Средневековья. Авторы книги рассказывают, как изменились семейный быт и общественный уклад по сравнению с Античностью и началом Средних веков, как сложные юридические установления соотносились с повседневностью, как родился на свет европейский индивид и как жизнь частного человека отображалась в литературе. 

Даниэль Ренье-Болер , Жорж Дюби , Филипп Арьес , Филипп Контамин , Шарль де Ла Ронсьер

История
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны
История частной жизни. Том 4: от Великой французской революции до I Мировой войны

История частной жизни: под общей ред. Ф. Арьеса и Ж. Дюби. Т. 4: от Великой французской революции до I Мировой войны; под ред. М. Перро / Ален Корбен, Роже-Анри Герран, Кэтрин Холл, Линн Хант, Анна Мартен-Фюжье, Мишель Перро; пер. с фр. О. Панайотти. — М.: Новое литературное обозрение, 2018. —672 с. (Серия «Культура повседневности») ISBN 978-5-4448-0729-3 (т.4) ISBN 978-5-4448-0149-9 Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В четвертом томе — частная жизнь европейцев между Великой французской революцией и Первой мировой войной: трансформации морали и триумф семьи, особняки и трущобы, социальные язвы и вера в прогресс медицины, духовная и интимная жизнь человека с близкими и наедине с собой.

Анна Мартен-Фюжье , Жорж Дюби , Кэтрин Холл , Линн Хант , Роже-Анри Герран

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология