История частной жизни. Том 5. От I Мировой войны до конца XX века

Темы уединения и природы постоянно присутствуют в шведской литературе и шведском кино. Роман «Жители острова Хемсё»—луч света в мрачном творчестве Стриндбер-га; действие в прекрасном фильме Туннель Линдблум «Райский уголок» происходит вплоть до драматической развязки в очаровательном домике у воды... Настоящее убежище, это частное интимное пространство иногда может стать тюрьмой, в которой люди отчаянно пытаются найти простое общение, первозданную чистоту. В закрытом пространстве, в частности служащем фоном для фильмов Ингмара Бергмана—«Молчание», «Шепоты и крики» и др.,—люди ищут £лова для общения, которые так и не приходят. В без конца повторяемых словах «дистанция и тревога, дистанция и скука» героя фильма «После репетиции», альтер эго Бергмана, слышна невозможность коммуникации... Этот же мотив — и в фильме «Сцены из супружеской жизни», имевшем в Швеции оглушительный успех. В душной атмосфере даже жестокость в отношениях пары сдержанная, приглушенная. От этого она еще мучительнее. Отношения в паре, показанные в фильмах Бергмана и пьесах Стриндберга, полны одной и той же предгрозовой духоты... В разделе происшествий в шведских газетах практически никогда не описываются преступления на почве страсти, а если что-то подобное случается, событие занимает первые полосы всех газет. Здесь никогда не кричат, почти не жестикулируют, а чаще всего молчат... Странно, что в обществе, где обо всем принято с неожиданной откровенностью говорить вслух, люди с трудом находят слова, чтобы поговорить между собой... На работе все общаются друг с другом прямо, просто, на «ты», какая-либо иерархия отсутствует, зато пригласить кого-нибудь на обед—дело трудное, оно сопровождается очень тонкими формальностями, что не перестает удивлять иностранцев в Швеции. Разговоры также даются не просто. «Мистицизм и смутная поэтичность одиноких людей: шведам трудно выражать свои чувства и мысли»,—писал Мунье¹⁵. Это частный аспект индивидуального «Я» в самом прямом смысле, который проявляется, как мы увидели, не столько в поведении, сколько в воображении (шведском и, в целом, скандинавском).

Именно с этого надо начинать изучение шведского общества, стараться постичь его парадоксы и противоречия. Как же

иначе можно понять сосуществование столь сильного коллективистского чувства и столь неистового индивидуализма, замкнутости человека на самом себе? Одиночество Великого Севера, этого мира тишины, этой интимнейшей связи с природой —вот источник, питающий скандинавский индивидуализм. Примитивное одиночество, которое компенсируется общением во всех формах—работой в общественных организациях, занятиями в кружках и на курсах, праздниками. Праздники прерывают одиночество, слово дается каждому; только так можно сохранить традиционную общность, единственное условие для физического выживания в тяжелых условиях прошлого и выживания психологического в условиях настоящего. Как понять невероятную популярность всех старинных деревенских языческих праздников, смешавшихся с христианскими? Назовем лишь несколько: праздник прихода весны, Вальпургиева ночь, ночь накануне Иванова дня (Midsommar). В эти ночи все равны, все забывают о своем положении в обществе, об обидах и ревности и совместно воссоздают утопическое сообщество полнейшего согласия. Фрекен Юлия, героиня одноименной пьесы Стриндберга, спорит, пьет, спит и строит планы на будущее со слугой своего отца... Но когда разнузданная ночь Midsommar проходит и заря расставляет все по местам, общение и бунт уже невозможны... Безумие ночи кончается смертью... Как понять шведское воображение, если увидеть в этой драме лишь невозможную и пошлую историю любви юной графини и слуги?

Шведскую модель можно определить также как «тотальное» или «тотализирующее» общество. Она функционирует на основе общинной этики полнейшего согласия и на требовании абсолютной прозрачности социальных отношений (от nattfrieri* — «ночных ухаживаний», «вечерок» — до права

* Многие авторы (В. Муберг, А. Мюрдаль) ссылаются на весьма раскрепощенные сексуальные практики в шведской деревне. В некоторых провинциях жениху и невесте разрешалось иногда спать в одной постели, не совершая тем не менее полового акта.

ребенка знать имя своего отца в наши дни). И частная жизнь не может ускользнуть от господствующей этики. Шведская модель, объединяющая коллективную мораль прежних времен и современную социал-демократическую этику, может быть определена как модель антитайны—единственное, к чему принуждает общество, это прозрачность. Тайна выступает как угроза порядку, консенсусу; отсюда—желание ее разоблачить.

ВЕЛИЧИЕ И ЗАКАТ ОДНОГО МИФА