Почему же докладу комиссии не был дан ход? Этот вопрос остается одной из самых главных загадок, касающихся событий вокруг Даманского и вообще отношений между СССР и Китаем в 1960—1970-х годах. Объяснений этому может быть несколько. Во-первых, в Кремле могли опасаться (и, учитывая характер и амбиции Мао, небезосновательно), что Китай, получив некоторую часть спорных территорий, на этом не остановится и будет только наращивать свои требования. Во-вторых, необходимо учитывать и личные отношения между лидерами стран, понятно, что неуступчивый (если не сказать упертый) Хрущев не хотел даже в мелочах поступаться Мао, с которым у него были давние споры.
Так или иначе, тогда, в 1960-м, проблема решена не была. Меж тем обстановка на границе продолжала ухудшаться. Если в 1960 году количество незаконных переходов со стороны Китая и других инцидентов составило чуть более 100, то в 1962-м – уже свыше 5 тысяч. Китайские граждане, отдельные военнослужащие и даже группы военнослужащих демонстративно нарушали границу, провоцировали советских пограничников на силовой отпор. Было очевидно, что действия эти – спланированы и носят организованный характер.
Были переходы и несколько другого рода. Весной 1962 года более 60 тысяч уйгуров, казахов и представителей других некитайских национальностей, спасаясь от притеснений со стороны китайских властей, бежали из Синьцзян-Уйгурского автономного округа на территорию Казахстана и среднеазиатских республик. Естественно, тот факт, что советские власти в данном случае не препятствовали переходу и позволили беглецам обустроиться на советской территории, вызвал резкое негодование в Пекине. Китайская пропаганда характеризовала эти события как вмешательство во внутренние дела Китая, а Москва была обвинена в подстрекательстве массового бегства уйгуров и казахов из Синьцзяна.
Определенную надежду на улучшение ситуации на границе дала осень 1963 года. В октябре этого года советские власти, идя навстречу хозяйственным интересам жителей приграничных районов, выразила готовность разрешать китайским гражданам, при соблюдении необходимых условий, переход на советские острова, а также судоходство и лов рыбы в некоторых районах рек Амур и Уссури до середины этих рек.
А в следующем месяце Советский Союз и Китай договорились провести переговоры по пограничным вопросам на уровне заместителей министров. Эти переговоры начались 25 февраля 1964 года в Пекине. Китай представлял заместитель министра иностранных дел КНР Цзэн Юнцюань, его заместителем был заведующий отделом МИД КНР Юй Чжань. Главой советской делегации был назначен командующий пограничными войсками СССР генерал-полковник Павел Зырянов. Китайцев, скажем так, «не совсем верно информировали», сказав, что он имеет ранг заместителя министра, хотя это и не соответствовало действительности. Впоследствии участники тех переговоров объясняли это тем, что советская сторона видела основной их смысл в уточнении прохождения линии границы, поэтому и было целесообразно поручить дело специалисту-пограничнику. Заместителем Зырянова был советник-посланник посольства СССР в КНР И. С. Щербаков.
С самого начала переговоров стало ясно, что стороны по-разному видят их цели и задачи. О понимании ситуации советской стороной мы только что упоминали. Руководители же китайской делегации говорили, что задачей консультаций является вопрос о советско-китайской границе вообще, т. е. проблема границы между двумя странами в целом.
Китайская позиция на этих переговорах сводилась к трем пунктам:
1. Основой для переговоров должны служить только договоры.
2. На переговорах должна быть рассмотрена вся граница, а не только ее отдельные участки.
3. В результате переговоров должен быть заключен новый договор со ссылкой на существующие договоры, которые следует квалифицировать как неравноправные.
Первый пункт у представителей СССР принципиальных возражений не вызывал, более того, этот пункт советская сторона пыталась использовать как аргументацию своей позиции о незыблемости существующей границы: «Мы говорим, – отмечал глава советской делегации П. И. Зырянов, – что нынешняя граница сложилась исторически и закреплена самой жизнью, а договоры о границе являются основой – и это, по существу, признается и китайской стороной – для определения прохождения советско-китайской пограничной линии».
Подобная тактика воспринималась китайцами довольно-таки остро, если не сказать болезненно. «Что вы подразумеваете под исторически сложившейся пограничной линией? – спрашивал глава китайской делегации Цзэн Юнцюань. – Имеете ли вы в виду линию, сложившуюся в ХVII или ХVIII веке, или же линию, сложившуюся за минуту до вашего выступления? На тех участках, где вы не перешли определенной договорами пограничной линии, вы, видимо, не будете возражать против того, чтобы действовать в соответствии с договорами, а на тех участках, где вы перешли определенную договорами пограничную линию, вы будете настаивать на том, чтобы вопрос разрешался в соответствии с “фактически охраняемой линией”».