История человечества. Восток

Но такая мораль – не аналог лицемерия или внутренней черствости. Понятие совести прекрасно известно традиционной японской морали, оно отчетливо выражено в одной танка Хэйанской эпохи, где замужняя дама отказывается встретиться с влюбленным в нее придворным, говоря, что люди, возможно, и не увидят его прихода, но что она ответит, если ее спросит ее же собственное сердце, т. е. совесть?

Самурай не должен был быть и «сухарем» – проявление разнообразнейших чувств вполне позволялось во многих ситуациях. Идеальной считалась гармония искренности и внешней безупречности – самурайский идеал тяготел к образу личности «без страха и без упрека», как, впрочем, и рыцарский. Так что верность господину, семье, клану (а позднее – императору как наивысшему символу японской нации) произрастала и из такой добродетели, как искренность, и понятия чести. В самурайской традиции они тесно переплетены между собой. Конечно, «искренность» (так мы будем переводить за неимением лучшего аналога японское слово макото, имеющее еще и смысловой оттенок «благодарности») в большей степени является внутренним чувством, но может иметь и внешние проявления, а честь (гири) направлена вовне, но переживается и внутренне – даже если никто не порицает за бесчестный поступок, оставшийся неизвестным, все равно он переживается человеком, в том числе самураем, как бесчестный.

Итак, верность описывалась как проистекающая из искренности (которая является вполне иррациональным чувством, неким велением души) и чести (то есть совокупности одобряемых обществом моральных принципов, включающих репутацию, «доброе имя»). Важнейшим в понимании того, «почему идеальный самурай обязан был быть верным», в данном случае нам кажется японское понятие «благодарности и отплаты за добро» (связанное, в том числе, и с идеей кармического воздаяния). Мораль традиционного общества типа японского – это прежде всего мораль, основанная на личных взаимоотношениях, а не современной абстракции «человек – государство» или «индивид – общество». Можно сколько угодно принижать бусидо, называя его сословной или даже клановой моралью, это дела не меняет (конечно, «он» исторически обусловлено местом, временем и условиями возникновения, но, как и любая другая подобная система, содержит немало универсального, «всечеловеческого»). Естественно, принцип благодарности (в конфуцианской его трактовке) из такого, который важен для отношений между людьми, превращается в универсальный принцип, который движет судьбами стран и Вселенной.

Японское понятие «он» – это чувство благодарности и признательности человека по отношению к тем, кто занимает более высокое по сравнению с ним социальное положение, но оказывает ему внимание и почести. «Он» включает в себя внутреннюю благодарность (и соответствующее поведение) за добро, оказанное человеку буддами, Небом, божествами, родителями, учителями и господином. Причем этой благодарности всегда будет недостаточно. В целом, они подразумевают все социальные обязательства; в зависимости от полученных милостей человек может иметь что-то особенное, за что он должен «возблагодарить», но, кроме этого, существуют еще и обязательства вежливости, юридические обязательства и т. п.

Доспех и вооружение самурая

Несомненно, что для самурая самым важным являлось отношение он к господину; все его прочие обязательства вытекали из этого, центрального, и определялись им. Стоит заметить, что отношение он к господину, выражавшееся в первую очередь в абсолютной преданности ему, имело определенные «внешние» границы, но было поистине беспредельно по своей внутренней напряженности. Абсолютная преданность распространялась только на непосредственного господина, главу семьи или даймё клана; она не затрагивала, например, взаимоотношений между самими даймё. Даймё не считали свои соглашения друг с другом (как равный с равным) столь же обязывающими. Большинство подобных соглашений выражались в заключении браков, имевших целью выгоду, выживание, обретение земель, власти и т. п. Впрочем, бывали и исключения, когда союзниками становились даймё, принадлежавшие к одному клану. Но в целом, повторим, дело обстояло так: выбирался вероятный победитель будущих сражений и столкновений и с ним заключался договор, который мог «закрепляться» браками или взаимным обменом заложниками. Вот почему военная история Японии изобилует подобными временными альянсами, которые легко прерывались или меняли свой характер, если ситуация становилась иной. Все это отнюдь не считалось предательством, в отличие от нарушения долга он вассала перед господином, которое рассматривалось как ведущее к утрате чести.