История человечества. Восток

Однако в чем идеологи бусидо были точно сходны с их коллегами из числа европейских апологетов рыцарства, так это в презрительном отношении к идее жизни ради накопления материальных благ и квинтэссенции этих благ – деньгам. В самурайской шкале ценностей человек, посвящающий жизнь накопительству и не имеющий иных устремлений, буквально подчиняющий свою жизнь деньгам, стоял едва ли выше труса и неверного слуги, часто «дополнительно» наделяясь этими пороками. По словам Юдзана и цунэтомо, в образцовых самурайских семьях детям вообще не давали в руки денег, дабы не развивать в них жажду обогащения, а должность казначея считалась многими самураями очень малопривлекательной – из-за постоянного контакта с «оскверняющим началом» (деньгами) и возможных упреков в казнокрадстве. Юдзан целых две главы своего труда посвятил разъяснению того, насколько недопустимо иметь вассалов и чиновников-воров и тем паче вымогателей. Бусидо нетерпимо к взяточникам и самому этому явлению в самурайской среде, а вымогателей, прикрывающихся к тому же благом господина и клана, Юдзан предлагает вообще распинать на кресте.

Самурай в боевом облачении

Следует сказать несколько слов и о самурайских аналогиях рыцарской гордости и проявлениях того самого благородного, свободного поведения, которое французские рыцари называли franchise. Истоками самурайской гордости, как нам представляется, для творцов бусидо, авторов текстов и простых самураев, шедших по этому Пути, были: постоянная близость к опасности и смерти и идея фактического альтруизма, «жизни не только и не столько для себя». При этом нередко декларировалось, что это – несложно («преисполнись решимости и действуй», – советует цунэтомо) и приятно для свободного человеческого духа. Свои интересы, цели и прочее считались не столь важными, как дела тех, на кого была направлена преданность самурая (прежде всего его господина). Но делать добро другим, согласно бусидо, нужно так, чтобы не потерять при этом своего достоинства, «не хваля и не порицая других» и не ущемив достоинства этих самых «других», – в этом основа независимости идеального самурая, его «эготизма» (Мисима), но не эгоизма. Такой эготизм-альтруизм как идеал прекрасно выражен в словах как всегда парадоксального цунэтомо: «Если человек прежде всего заботится об интересах ближнего, у него не будет затруднений с соблюдением правил поведения. Если человек смиренно подумает о своем ближнем, даже в ущерб самому себе, каждая встреча с ним будет как первая и отношения никогда не ухудшатся». То есть в абсолют возводится все же гордость, а не гордыня, а энергичность и решимость предлагается смягчать уравновешенностью и смирением (но это смирение сродни суровой самодисциплине воина, и оно не идентично христианскому смирению – бусидо никогда не рекомендует «подставлять левую щеку» в случае, если самурай «пропустил удар» по правой).

Прекрасной иллюстрацией такого человечного «эготизма» может служить замечательный рассказ японского писателя XX века Ямамото Сюгоро «Открытая дверца в заднем заборе», основанный на средневековой легенде о небогатом самурае, повесившем у себя на заднем дворе ящик без замка, откуда каждый мог незаметно взять взаймы небольшую сумму денег. Естественно, некоторые люди возвращали деньги (причем, чтобы «не потерять лицо», также анонимно, то есть положив в тот же ящик), некоторые – нет, но самурай не слишком об этом беспокоился – в конце концов, ограничив собственные расходы, он всегда мог выделить немного денег для помощи тем, кто по-настоящему в них нуждался, но был слишком горд, чтобы попросить взаймы открыто.