Нам не дано знать, насколько рьяно боролся за жизнь армейской команды Николай Романов, но в том, что, будь тогда только его воля, трагедии бы не произошло, сомневаться не приходится.
Однако топор уже был занесён, и он неизбежно должен был опуститься на голову ни в чём не повинной жертвы. Напомню слова Маленкова: «Если вы отказываетесь сами решить этот вопрос, то он всё равно будет решён, но уже без вас». Подобные обещания партия выполняла исправно. Высокому физкультурному сановнику это было хорошо известно, как и зловещий смысл последних слов, грозивший лишить не только кресла, которое ещё в 1948 году грубо вышибли из-под него за неудачное выступление советских конькобежцев на чемпионате мира. В момент описываемых событий положение его всё ещё оставалось шатким: и.о. председателя Всесоюзного комитета физкультуры. Сложно, конечно, оправдывать действия человека, который, цепляясь за кресло или даже собственную жизнь, губит других. И в то же время даже врагу не пожелаешь оказаться на месте Романова и пережить испытания, выпавшие на его долю. Бывают ведь ситуации, когда страх может любого, даже самого отважного, заключить в цепкие объятия, и далеко не всякому удаётся от них освободиться. Романову не удалось. Не будем осуждать его за это. Бог ему судья.
Под приказом-приговором стояла подпись: Николай Романов.
«Честь и совесть нашей эпохи» жаждала крови. И кровь пролилась.
Документ о снятии с чемпионата и роспуске лучшей команды Советского Союза предназначался для служебного пользования. Доступ к нему имел довольно узкий круг лиц. Четыре десятка лет простые советские люди не имели возможности с ним ознакомиться. А звучал он так: