История «демократической контрреволюции» в России

Поворот мелкобуржуазных масс в сторону Советской власти, восстания в тылу Колчака и Деникина, рост недовольства политикой руководства в самих мелкобуржуазных партиях, где появились группировки, которые, несмотря на враждебность к большевикам, настаивали на союзе с ними как с единственной силой, способной противостоять реакции, — все это вынуждало эсеро-меньшевистских лидеров пересмотреть официальные позиции и тактику своих партий. В конце 1918 — начале 1919 г. под давлением обстановки и ЦК меньшевиков, и Совет партии эсеров приняли решения о прекращении вооруженной борьбы против Советской власти.

Меньшевики заявили, что их партия отвергает «планы насильственного свержения Советской власти… всякие блоки с партиями имущих классов, а также с теми партиями и группами, которые не порвали всякую связь с силами контрреволюции и империализма». Не отказываясь от парламентской республики, их ЦК решил снять лозунг защиты Учредительного собрания, поскольку «он мог быть использован как знамя и прикрытие контрреволюции»[52]. В резолюции IX Совета партии эсеров говорилось, что он «одобряет и утверждает решение прекратить вооруженную борьбу против большевистской власти и заменить ее обычной политической борьбой». В то же время в ней подчеркивалось, что «обуславливаемый в настоящее время всей политической ситуацией отказ партии от вооруженной борьбы с большевистской диктатурой не должен истолковываться как принятие, хотя и временное и условное, большевистской власти, а лишь как тактическое решение, продиктованное положением вещей». Более того, учитывая желание части эсеров вместе с большевиками бороться против белой армии, Совет особо отмечал невозможность «слить свою борьбу против попыток контрреволюции с борьбой большевистской власти» и требовал «не допускать… вредных иллюзий, будто большевистская диктатура может постепенно перерасти в народовластие».

«Выигрыш демократии во время ее повторных попыток коалиции с буржуазией заключался в слишком дорогой ценой купленном праве сказать, что с ее стороны имели место все допустимые и даже недопустимые усилия и жертвы во имя возможности политической кооперации с буржуазией», — писал ЦК эсеров. Однако это признание бесплодности и беспочвенности коалиции вовсе не означало, как и у меньшевиков, полного отказа от союза с буржуазией. Практически этот союз продолжал осуществляться, но в иных формах и без оформления в официальных решениях партийных органов.

Меньшевики выдвинули платформу сотрудничества с Советской властью, фактически означавшую реставрацию капитализма. В ней предлагалось «в корне изменить экономическую политику», вернуть предприятия в частные руки, ликвидировать ВЧК, ввести всеобщие выборы и т. д. — короче, под предлогом совместной борьбы с Колчаком и Деникиным отказаться от диктатуры пролетариата.

В постановлении IX Совета партии эсеров декларировались «новая тактика» и политика «третьей силы», которая разделялась и поддерживалась и меньшевиками. В ней указывалось, что партия делает ставку на «третью силу, равно чуждую и большевизму и реставрации», поскольку только она может вывести страну из тупика гражданской войны и опираясь на которую можно якобы вести борьбу на два фронта: и против диктатуры пролетариата, и против буржуазно-помещичьей реакции. Такой «третьей силой» мелкобуржуазные теоретики по-прежнему считали «чистую демократию», «народовластие», будто бы способное «примирить и удовлетворить классовые и общенациональные интересы», а ее политической армией — крестьянство. Практическое олицетворение «народовластия» они, как и раньше, видели в Учредительном собрании.

В. И. Ленин убедительно показал, что заверения меньшевиков и эсеров о свободе, равенстве, всеобщем избирательном праве и Учредительном собрании объективно обманывают рабочих и крестьян, так как все рассуждения о «третьей силе», стоящей над буржуазией и пролетариатом, являются лишь «иллюзией мелкобуржуазного демократа, который… не научился азбуке, именно, что в капиталистической среде возможна либо диктатура буржуазии, либо диктатура пролетариата и невозможно существовать ничему третьему» [53]. Он доказал, что политика «третьей силы» не имела под собой реальной почвы и была обречена на провал, и те, кто пытался решать задачи перехода от капитализма к социализму, исходя из общих фраз о свободе, равенстве, демократии вообще, равенстве трудовой демократии и т. п., лишь «обнаруживают этим свою природу мелких буржуа, филистеров, мещан, рабски плетущихся в идейном отношении за буржуазией»[54].