История дьявола

Кроме того, необходимо подчеркнуть, что самые «современные» африканские культы имеют схожие представления с отмирающими религиями; примером тому могут служить североамериканские индейцы, которые уже в начале XX века чувствовали себя ответственными за судьбы человечества в той форме, в какой оно выражено у экологов. В самом деле, перед нами религии подлинного единения с природой. Как писал Рене Бюро[492]: «Африканец не чувствует себя абсолютным хозяином природы. Природа наполнена божественными существами, в руках которых находятся источники плодородия, здоровья и общие природные явления...» Бог, «верховный предок и некая божественная ипостась, иногда сопровождаемый несколькими близнецами и множеством невидимых человеку существ... управляет вселенской реальностью, которая и есть жизнь. Мир построен согласно этой модели, обратная сторона которой — смерть. В этом смысле можно говорить о «космобиологической» религии. Человек — составная часть космоса. Он живет в нем, он зависит от него, он пользователь, но не хозяин». Лучше не скажешь, ибо африканские религии уже давно признавали ценности, которые сегодня открывает для себя белый человек после того, как «успешно» отравил воздух, воду и землю, а все потому, что слишком долго считал себя полновластным хозяином на земле.

Так, в Африке на примере «простой организации жизненного пространства (устройства сельского жилища) можно видеть заботу о поддержании порядка, лежащего в основе отношения человека к окружающей среде», замечают А. Ба. Хампат и Жермен Диетерлен[493]. «Известно, — пишет Соу, — что в устройстве некоторых жилищ отразилась структура космоса... Являясь самой малой частицей космоса, оно (жилище) приспособлено для жизни человека и в то же время представляет собой суперструктуру, выражающую в самой высокой степени концепцию Вселенной»[494].

Мы не сможем понять суть африканских религий (как, впрочем, и все так называемые «примитивные» религии), если не уясним основополагающий принцип мироздания, заключающийся в необходимости сохранения предвечного порядка. Впрочем, мы встречаемся с подобным взглядом на мир у Жан-Жака Руссо в знаменитом мифе о «добром дикаре». Он предполагает посмотреть на мир со стороны и определить, что собой представляет природа на настоящий момент и какой она должна быть в будущем, чтобы соблюсти первозданную чистоту и избежать загрязнений[495]. Сторонники этой концепции могут дойти до самых нелепых крайностей; так, «у народа кикуйю (Кения) человек объявлялся нечистым лишь из-за того, что не отвел глаза, когда обитающая в водной среде лягушка прыгнула в огонь. Подобный проступок считался грехом, и человек должен был исповедаться»[496]. «Люди из племени ба-ила, называвшие странные и непонятные им вещи tonda (термин, по смыслу аналогичный слову «табу»), отказались попробовать на вкус бананы, когда впервые эти фрукты были завезены в их края, мотивируя тем, что они не что иное, как tonda»[497].

Такова подоплека культа предков, практикующегося африканцами, так же как, впрочем, китайцами (но по другим причинам): мертвые, видевшие мир в его первозданном виде, наделены верховной духовной властью. Например, у народов талленси и лодагаа, живущих на севере Ганы, именно мертвые диктуют живым, как надо вести себя[498].

По всей видимости, именно по этой причине дьявол, играющий в нашей мифологии столь значительную роль, поскольку с самого начала участвовал в мироздании, отсутствует в африканских религиях, несмотря на христианское и мусульманское влияние. В самом деле, если бы возникла необходимость рассматривать его как врага, то пришлось бы тут же признать, что нечистота существовала во все времена, иными словами, нечистота была составной частью чистоты, а это несовместимо с африканской религиозной философией. В африканских религиях нет первородного греха, а есть только ошибка. Зло в мире возникает от неспособности индивидуума вписаться в космический порядок, для поддержания которого — а от этого зависит сама жизнь — необходимо выполнять определенные ритуалы и не нарушать установленные нравственные нормы, что всегда поражает западного наблюдателя, привыкшего к «светскому характеру» поведения, то есть относящегося с полным пренебрежением к тому, как он себя ведет в обществе.