История династии Сфорца

В отношениях между Людовико и герцогиней с самого начала возникли трудности, что опровергает абсурдное предположение Гвиччардини о том, что он сам был влюблен в Изабеллу. Он определил ей денежное содержание в тринадцать тысяч дукатов, но Изабелла потребовала восемнадцать тысяч, отослав домой нескольких неаполитанцев из своего эскорта, чтобы они поддержали ее претензии. Между ними и миланскими послами в Неаполе возникли серьезные разногласия, ибо, помимо всего прочего, миланцы жаловались на то, что родственники невесты для уплаты приданого собрали все неполновесные дукаты, какие только им удалось найти. Людовико, глубоко разочарованный таким поведением невесты своего племянника, с негодованием говорил, что его сестра намного меньше получала от Ферранте, но тем была вполне довольна. Когда все ее неаполитанские дамы были отосланы домой, Изабелла в отчаянии заявила, что она самая несчастная замужняя женщина в мире. Тротти, бывший в близких отношениях с Людовико, понимал, как обстоят дела на самом деле. Он писал, что о каждом произнесенном Изабеллой слове доносили герцогу Бари, но она была достаточно умна и слишком хорошо воспитана, чтобы сказать что-либо, чего бы ей говорить не следовало.

Тем не менее Людовико повысил ее денежное содержание до пятнадцати тысяч дукатов, но все расчеты производились через ее управляющего, которого, разумеется, назначал Людовико. Она не пила вина, но питала неаполитанскую слабость к сладким напиткам, вследствие чего сенешаль жаловался, что она употребляет больше сахара, чем весь остальной двор, добавляя при этом, что ей следует привыкать к ломбардскому образу жизни. Мелочные придирки такого рода были в порядке вещей для итальянского двора или большой семьи, члены которых могли не раздумывая истратить целое состояние на какое-нибудь платье или украшение.

Никто не обладал большим влиянием на Людовико, чем врач и астролог Амброджио да Розате. Герцог Бари твердо верил в астрологию и был убежден в том, что он обязан своей жизнью Амброджио, излечившему его от тяжкого недуга. Изабелла пожаловалась Людовико на да Розате, обидевшего одного из ее неаполитанских пажей, любимца ее матери. В результате паж был уволен. Герцогиня знала, что муж не способен защитить ее; более того, он сам призывал ее довериться дяде, уже так долго и так удачно управлявшему герцогством; тот знает, как распорядиться ее двором; она должна следовать его советам и поступать так, как он сочтет нужным. Людовико был весьма дипломатичен, и на публике всегда обращался к ней со всей возможной почтительностью. В 1493 году мы видим, как она благодарит его за то, что со своей обычной отеческой заботой он пресек досаждавшее ей чье-то «нескромное и наглое поведение». Но Тротти писал (18 февраля 1489 года): «Новая герцогиня проливает больше слез, нежели съедает пищи; это самая несчастная дама из всех, когда-либо живших на этой земле, клянусь Писанием… День или два назад они взяли ее на охоту, во время которой она не произнесла ни слова, прикрывая свои глаза и губы мехами, и казалось, что она плачет».

Тогда возникает другой вопрос. Тротти говорит, что Джан Галеаццо любил супругу, но не смел на нее смотреть. Возможно, его неспособность исполнить супружеские обязанности была вызвана неким нервным расстройством; возможно, ему мешало сознание морального превосходства Изабеллы и ее полное отличие от тех женщин, с которыми он привык общаться; возможно, проблема заключалось в том, как обращался с ним его дядя. Людовико не упускал случая поговорить с ним на эту тему, выставляя его в смешном виде в глазах его жены и всего двора. Джан Галеаццо слушал его безмолвно, слезы готовы были выступить на его глазах, и, продолжает Тротти: «Мне на самом деле было очень жаль его; нет человека более милого и послушного; он не без способностей и очень хорош собой». Кстати говоря, Тротти вовсе не преувеличивает красоту герцога Миланского. В своем описании свадебной церемонии, он заявляет, что смуглолицая Изабелла не казалась писаной красавицей, она была лишь «милой и красивой»[35], тогда как герцог был «прекраснейшим и добрейшим»[36]. После одной из таких бесед, когда Людовико намеревался удалиться и оставить молодых супругов наедине, Джан Галеаццо в смущении выбежал из комнаты. Тротти понимал, что поведение дяди приводило к результату, прямо противоположному той цели, к которой он якобы стремился. Лучше всех это понимал сам Людовико, вознамерившийся сделать все возможное, чтобы помешать окончательному свершению этого брака. Тем временем Джан Галеаццо продолжал свои обычные любовные интриги другого рода; в этом отношении он был не более грешен, чем почти все правители в Италии.

Павия вскоре стала настоящим домом для герцога и герцогини. Когда Изабелла на несколько дней отправлялась в Милан, ее дядя никому не позволял встречаться с ней. Однажды в Виджевано она призналась одному из тех немногих посетителей, кому удалось засвидетельствовать ей свое почтение, что пребывает в полном отчаянии и молится только о своей смерти.