История дипломатии. Том 1

Все, что связано с homo sapiens, очень неубедительно, чрезвычайно натянуто, противоречиво и не соответствует действительности. Достаточно пристально взглянуть на ихмир, чтобы убедиться: дефицит разума – явление повсеместное. Во все времена чувствовалась острая потребность в разуме, но сегодня особенно, – когда каждый человек открылся, предстал на всеобщее обозрение. Теперь, как никогда прежде, свою сущность онторопится выражать открыто. Онвнешне свободен, егоможно тщательно рассмотреть. И что мы видим? Сотни миллионов лет создавался человек – и такое глубокое разочарование! И в прошлом, и в настоящем! Например, Горбачев подарил имсвободу, а онипроявили свою полнейшую несостоятельность. Свобода сделала человека униженным, нерадивым и закомплексованным. Несостоявшийся homo sapiens, так называемое разумное существо, должен исчезнуть, уйти в историю. Как вымерли когда-то синантропы и туры, ирбисы, лошади Пржевальского и туранские тигры. Ведь в природе всегда появляется что-то новое! Оно развивается до своего максимального предела, потом стареет и исчезает навсегда. Именно так должно произойти с ними, с человеками. И не где-то в далеком будущем, а уже сегодня. Я лично готов ускорить этот процесс!.. В этот момент сновидения меня кто-то толкнул в плечо. Я проснулся и увидел перед собой помятое лицо проводника. Его глаза были выпучены, лоб исполосован царапинами, на скуле сидел свежий синяк. Мои видения тут же исчезли, внутренний монолог прервался, в горле запершило, я раскашлялся. «Вставай! Чего дрыхнешь? Поездка закончилась. Проваливай! Если хочешь спать – плати. Два рубчика до семи вечера!» – бросил он. Недовольный тем, что меня вернули в прежний мир, я нехотя слез с верхней полки. Однако утешительная мысль, что я в Москве, заставила меня поскорее подхватить свой полупустой мешок и выйти из вагона. «Эй, рыжий! Ты, дурень лапотный, шапку забыл! Забирай, нечего у меня вшей разводить!» – крикнул проводник. «Да ну ее!» – подумал я и, не отвечая ему, зашагал по перрону Казанского вокзала. После моего радостного сна на меня опустилась тяжеленная грусть: Москва без людей? Как же! Какой издевательский сон приснился мне на пороге мегаполиса! Это что, чье-то желание посмеяться над убеждениями юного путивльца? Вон ихтут сколько! Не перечтешь! Голова пошла кругом, затошнило, захотелось сплюнуть, перенестись в тарный цех, где сколачивают ящики. Только, Может, не для водки, не для овощей и яблок, а для каждого из них? Какая гадость это скопление народа! Никогда не думал, что ихокажется так много. Тут я еще сильнее уверовал, что ихвремя действительно закончилось. Ну и бог с ними! Зачем мне вообще думать о них? Я ведь сам по себе! Моя цель – лишь ускорить процесс. Чувство долга вернуло меня к реальности. Я прибыл в столицу, чтобы овладеть знаниями лучших из человеков. И только после этого можно будет начать создавать новый вид землян, тоскующих по осмыслению макрокосмоса. Необходимо использовать знания предыдущих поколений, чтобы приблизить новую эру – эру homo cosmicus. Я еще точно не знал, как это будет происходить. Но чувствовал: в какой-то момент это чудо случится само собой. Я замечтался, готовый бросить всему миру: «Я – Василий Караманов, совершенно новое существо! Противник всего человеческого, трезвого и пьяного, творческого и упадочнического. Я прибыл в этот мир с великой миссией – озарить небосклон факельным шествием человеков в потустороннее бытие». Тут, однако, полный надежд и гордости, я подошел к схеме московского метро. «Что тут найдешь, – мелькнуло у меня в голове, – это же целый неизвестный мир! А я ищу лишь какой-нибудь угол, каморку для жилья, ночлежку, заброшенный двор. Чем метро-то поможет?» Но дел никаких не было, идти было совершенно некуда, и я без особой надежды стал читать названия станций. Вдруг в самом центре карты я неожиданно наткнулся на название «Библиотека имени Ленина». «Вот что мне нужно! – пронеслось у меня в голове. – Да и станция названа в ее честь, ситуация благоприятствует успеху». С этими мыслями я ступил на эскалатор и направился по указанному адресу. Такого количества людей я никогда не видел. Несущиеся потоки пассажиров напомнили мне рой саранчи на гречишных полях Поволжья. А набитые людьми вагоны походили на маковые рулеты, которые старушка Хватайко посылала своей дочери, путивльской учительнице. Я сам на станции московского метро почувствовал себя именно той маковой крупинкой из плотно сбитых в ряд черных зернышек кондитерского изделия. А когда вагон поезда скрылся во мраке туннеля, у меня возникло ощущение, что я попал в ад, сотворенный человеком. Неведомое прежде чувство паники моментально сковало все существо. Меня с силой домкрата подпирали со всех сторон, – исхудавшее тело спрессовалось в комок страха. Кто-то стал навязчиво сжимать мужскую часть моего тела. Чья-то рука лезла в мой пустой карман. Острый каблук какой-то дамы больно уперся в мою ногу. На моем плече кто-то пристроил клетку со щеглами. Человеки, нисколько не стесняясь – более того, как бы даже сознательно и целенаправленно, – дышали на меня кто перцем, кто луком и чесноком. Мне вдруг показалось, что из меня хотят изготовить отбивную, что вот-вот я буду обжарен на чудовищной сковороде, а энергия жарки будет направлена против homo cosmicus. Я терял самообладание. «Как такое возможно? – думал я. – Еще ничего не сделано, но сколько всего намечено! Всю свою жизнь я хотел посвятить приходу путивльцев. Каждый день своего срока заключения, проводя дни в лагерной котельне, я мечтал о “Дне икс”, о том счастливом моменте, когда полностью исчезнет человечество. Я даже хотел помахать емурукой: дескать, пока-пока, злой дядька! Надеюсь, что никогда больше не встретимся. Но такого финала я никак не ждал». Тут я услышал голос из динамиков: «Станция “Лермонтовская”. Следующая станция – “Кировская”». Поезд вынырнул из мрака в освещенный зал станции, затормозил, открылись двери, одна толпа вынесла меня из вагона, другая внесла в него, и поездка продолжилась. Мои прежние испуганные мысли пропали под упрямым натиском пассажиров. «И онипричисляют себя к разумным существам? Ихповедение – это насмешка над интеллектом», – подумал я. Мне даже захотелось рассмеяться. Дунуть в кольцо большого и указательного пальцев. Свистнуть от радости встречи с ярким примером людской убогости. Выкрикнуть: «Ничего себе, умники! Эй, вы, люди из породы так называемых разумных! Торопитесь на кладбище! Пришла ваша пора!» Впрочем, это эмоциональное состояние достаточно быстро улетучилось, и я стал рассматривать соседей по вагону. Подумалось, что будет полезно вглядеться в незнакомые лица москвичей. Вдруг найду что-то необычное, отличное от волжских и сумских типов. «Может, встречу своих? – пронеслось в голове. – Не просто жителя Путивля, но моего, нашего путивльца, спешащего на смену кроманьонцам!» Увлеченный обдумыванием своей сверхидеи, я вдруг услышал: «Станция “Библиотека имени Ленина”. Следующая станция – “Кропоткинская”». Долго не раздумывая, я вышел на платформу, поднялся наверх, оказался на улице и увидел памятник Достоевскому. Несчастный, он так неуклюже сидел, что создавалось впечатление, будто из стула торчал острый гвоздь, травмирующий писателя. «Это так ониценят своих великих?» – подумалось мне. За памятником, через дорогу, на здании бирюзового цвета виднелась выцветшая табличка: «Приемная Верховного Совета РСФСР». «Остатки прежней империи», – мелькнуло у меня в голове. Я посмотрел направо: передо мной, в ста метрах, выросла кремлевская башня. Тут я вспомнил свою детскую обиду, когда воспитатели детсада солгали местной журналистке, что автором рисунка кремлевской стены был не Василий Караманов, а Витька Выпорков. «Нечему удивляться, ген вранья доминантен у этого вида млекопитающих», – сокрушенно признал я. Тут я обернулся назад: колонны внушительных размеров высились над подиумом. На всем верхнем фронтоне здания были рассажены изваянные из камня фигуры – видимо, очень известных писателей и ученых. Нескольких я признал, но большинство видел впервые. «Это и есть библиотека. Какая огромная! Целой жизни не хватит, чтобы прочесть все фолианты хранилища!» – тут же пронеслось в голове. Впрочем, торопиться войти в храм знаний я не стал. Я побрел по левой стороне вокруг здания, раздумывая совсем на другую, неожиданную тему: насколько правильно с точки зрения морали homo cosmicus, ненавидя в себе все человеческое, постоянно убеждаясь в собственном превосходстве над этим видом животных, посвящая свою жизнь уходу из природы человеков и замене их путивльцами, тянуться при этом к знаниям прежней и современной цивилизации? То есть среди человеков искать себе советников для уничтожения ихсобственного вида? Иными словами, использовать плоды ихисследований против нихже самих. Не противоречу ли я себе? Насколько эта мораль, характерная для человеков, приемлема для существ будущего, к которым я себя причисляю? Или наоборот – совершенно неприемлема? Этот простой, но совершенно неожиданный вопрос застал меня врасплох. Но тут я вернулся к отправной точке: чтобы понять, как именно должен совершиться исход людей в другой, потусторонний, мир и приход на ихместо нового, более сильного и разумного существа, я нуждаюсь в академических знаниях. А все книги – продукт мыслительной деятельности человеков. Если знания исключительно людские, а я на них хочу опереться в выработке своей методологии, то человек разве не разумен? Может быть, какую-то, хотя бы самую незначительную часть людей – ну, скажем, полпроцента, – можно все-таки отнести к элитной категории? Тогда эту элиту, наверное, следует взять с собой в мир cosmicus. Согласен, что необычные мысли семнадцатилетнего паренька, жившего в полном одиночестве, перечитавшего лишь книги лагерной и городской библиотек, кому-то могли показаться наивными. Однако эти мысли, влекущие к новому миру, переполняли меня, и я стремился продвигаться по своему пути дальше. Усилить свой поиск, углубить знания. Но именно обходя вокруг известной столичной библиотеки, я впервые задумался, что вся ненависть к человеческому роду была у меня несколько незрелой, очень личной, никакими книжными трудами еще не обоснованной. «Посмотрим, что нового дадут мне книги в моем главном вопросе, насколько верна моя юношеская концепция, что путивльцы должны срочно прийти на смену кроманьонцам».