Дожди на острове давно закончились. Я как младенец спал в своей комнатке, которую отгородил по праву старшего в общем бараке от остальных, и видел свою Москву, квартиру, сына, работу. Мне снилось все сразу, без всякого сюжета. И счастливое чувство, заполнявшее весь организм, не хотело отпускать разум из сновидения, даже когда кто-то усиленно стал меня тормошить. Была ночь. Это были мои девчонки.
– Володя, вставай, – вполголоса говорили они наперебой.
– Вставай же быстрее.
– Что случилось? – спросил я, еле различая в темноте склонившиеся надо мной силуэты и пытаясь спросонья сосредоточиться, где нахожусь.
– Тебя сейчас прибьют. Или кастрируют, – приводя меня в чувство, говорила одна из девушек и добавляла другая.
– Гретта, стерва, в компании со своими всех заводит, говоря, что ты сейчас трахаешься только с нами и лучшую еду отдаешь только нам, а остальных вообще за людей не считаешь.
– Кесиди тогда еще, оказывается, вытащила, с этими сволочными стюардессами, все спиртное из самолета и спрятала. Ты видел, они у нее на побегушках. А сегодня ночью она с Греттой и Лизкой назюзюкались, кого-то еще подпоили и давай катить бочку на нас и на тебя. Там нагородили такого, что кажется, нам не поздоровится. Есть предположение, что тебя и нас хотят или заколоть, или поймать для пыток и мучить, пока не сдохнем.
– А может и сожрут. Бежать нужно срочно. Ты понял?
Я вскочил, понимая, что все к тому и шло.
– А что, так все сразу и переметнулись на их сторону? – уточнял я положение дел, протирая глаза и крадясь, полусогнувшись, к выходу из шалаша. – Неужели и Арнелла со своими попала под ее влияние и верит во весь этот бред?
– Не знаем, – ответила Маша. – Я видела, как Арнелла что-то орала на фашистку. Я сначала подумала, что они подерутся, но потом прилетела Джессика, чего-то сказала и те вроде бы нормально разошлись. Может она с ними, а может, и нет. Непонятно.
– Ладно, сейчас никого звать не будем, нужно сматываться, – скомандовал я, взяв инициативу в свои руки.
Было видно, как на берегу горели костры, их было больше чем обычно, был слышен шум и гам, далеко разносившийся по берегу. Там происходило что-то нехорошее.
– А куда бежать? – забеспокоились девчонки. – В темноте сейчас нормального места хрен сыщешь. Кругом муравьи и тараканы. Зажрут насмерть. Страшно.
– Так, – недолго подумав, решился я открыть тайну своего плато, – у меня есть одно секретное местечко в запасе. Только о нем никто больше не должен знать. Я думаю и в темноте мы туда доберемся. Дорогу я знаю хорошо. Там переждем до утра, может все и устаканится.
Мы схватили, лежавшие у входа, палки с обожженными концами, служившие нам оружием, в темноте нашли пару каменных топоров, которые я сделал по аналогии с оружием наших далеких пращуров, и, выскочив на улицу, низко пригибаясь, бросились бежать вдоль джунглей в сторону ручья, русло которого должно было вывести мою команду из опасной зоны бессмысленной возможной гибели или жестокости неправедного гнева.
Поскальзываясь и спотыкаясь, практически ничего не видя в темноте, не произнося ни единого слова, мы забирались вверх по склону горы, ориентируясь только по журчанию ручья. Гонимые страхом, мы достаточно быстро достигли начала источника. Теперь я легко мог найти дорогу к основанию голой скалы, вершина которой должна послужить нам убежищем.
То плато давно было выбрано мною, как резервный лагерь, на случай подобных революций. О существовании этого, удачного для дислокации, места никто даже и не догадывался.
По очереди, попив воды из родника, мы полезли по каменистым глыбам и скоро оказались у подножия отвесной скалы. Светало. Громадина, как и прежде, стояла неприступной крепостью. Недолго рассуждая об опасности подъема на плато, я подвел соратников по несчастью к зияющей черной бездне пропасти и показал на корни, послужившие мне когда-то лестницей.
Маша испуганно охнула, а Таня и Оля, не раздумывая, а скорее не осознавая, что делают, одна за другой повисли на корнях деревьев и начали карабкаться как обезьяны, поднимаясь ввысь. Тела были натренированы суровыми условиями жизни. Трудностей они не замечали.
Маша же не решалась подойти к краю обрыва. В ее глазах стояли слезы. Она боялась.
Схватив ее, как мешок, я левой рукой зацепился за корни, а правой, немного перенеся девушку над пропастью, прижал всем телом к переплетениям корней. Та судорожно за них ухватилась. Этого мне и надо было.
– Всё, всё, всё, – переводя дух, шептал я, успокаивая Машу, – а теперь, не спеша, лезем вверх. Я сзади буду тебя страховать, так что не бойся.
С этими словами я ослабил правую руку, чтобы ей ухватиться за корни. Но глупая девчонка, цепляясь руками, не нашла опоры для ног и тут же, выскользнув из моих объятий, с воплем зависла над пропастью.
У меня все похолодело. Инстинктивно сжав колени, я поймал ее в районе груди и стал пытаться поднять выше, хватая ее за одежду.