История догматических движений в эпоху Вселенских соборов

Заявление константинопольскаго собора и любопытныя сообщения въ посланияхъ западныхъ епископовъ еще разъ бросаютъ несколько более яркий светъ на полную историю антиохийскаго собора 379, и снова приходится пожалеть, что Гольштейнъ, читавший оригиналъ деяний этого собора, не извлекъ изъ нихъ ничего лучшаго, кроме небольшихъ и ничего не говорящихъ отрывковъ изъ декретовъ папы. Последнее посольство на Западъ принесло гораздо больше практическихъ результате въ, чемъ мы узнаемъ объ этомъ изъ писемъ Василия. Западные говорить, что они отъ той и другой стороны (Мелетия и Павлина) получили письма и намеревались исполнить то, о чемъ просилъ ихъ Василий, — послать на Востокъ доверенныхъ людей, способныхъ установить миръ между спорящими сторонами, но такъ какъ общественные безпорядки не допустили выполнить этоть планъ, то они писали, что пусть Мелетий и Павлинь или сохраняють между собой миръ и согласие сообразно церковному порядку или, если одинъ изъ нихъ умретъ, то на место умершаго не должно происходить никакого выбора. О томъ, что Санктиссимъ действительно привезъ благоприятныя вести касательно антиохийскихъ делъ, говорить письмо Василия къ антиохийскимъ пресвитерамъ. Посылая къ нимъ Санктиссима, Василий пишетъ: «онь разскажеть вамъ о любви и расположении къ намъ всего Запада: все прочие только какъ бы вполовину извещали насъ о мнении тамошнихъ, онъ же, какъ человекъ способный и изведать намерения людския и въ точности изследовать состояние дела, разскажетъ вамъ все» … О чемъ здесь речь? Если припомнить, что въ своемъ письме къ западнымъ онъ ходатайствовалъ о примирении антиохийской схизмы посредствомъ осуждения Павлина, чего невозможно было ожидать отъ Запада и, вероятно, обоимъ посламъ Дорофею и Санктиссиму далъ особыя поручения касательно признания Мелетия со стороны западныхъ, то не говорить ли эта радость его о любви и расположены, проявленномъ Западомъ, о письмахъ отъ западныхъ епископовъ, принесенныхъ Санктиссимомъ, содержание которыхъ указано выше? Если бы ответъ Запада ограничивался одними чисто догматическими фрагментами «Wud sane miramur» и «non nobis», то зачемъ было радоваться по поводу прибытия Санктиссима изъ Рима, говорить о любви и расположены, проявленномъ всемъ Западомъ и сообщать объ этомъ антиохийскимъ пресвитерамъ, какъ особенно отрадномъ для нихъ факте? Другое дело, если въ послании западныхъ Василий прочиталъ, что они «веру Мелетия и Павлина считаютъ согласною», — и тогда восторгъ его становится понятнымъ. Случай, разсказываемый Феодоритомъ, показываетъ, что примирение между Мелетиемъ и Павлиномъ, действительно, готово было состояться. Въ присутствии Сапора Мелетий обратился къ Павлину съ такимъ предложениемъ: «такъ какъ съ того времени, какъ Господь овецъ вверилъ мне попечение объ известныхъ овцахъ, ты принялъ на себя заботу о другихъ овцахъ, и наши стада имеютъ общение благочестия, то соединимъ ихъ вместе и, оставивъ споры о перавенстве, будемъ сообща пасти овецъ и сообща заботиться о нихъ. Если же поводъ къ спору представляетъ стоящая по средине кафедра, то я постараюсь удалить его, именно: положу на ней святое Евангелие, а мы будемъ сидеть по сторонамъ его. Если придется мне первому окончить жизнь свою, ты одинъ управляй стадомъ, а когда Богъ велитъ тебе прежде меня испытать это, я, сколько станетъ силъ, буду заботиться объ овцахъ». Такимъ образомъ, Мелетий здесь предлагалъ Павлину именно то, что советовали, западные епископы: или сохранить между собою миръ и согласие или, если одинъ умретъ, то на место его не производить никакого новаго выбора. Но Павлинъ не согласился съ нимъ. Безъ сомнения, вопросы о применении на практике совета западныхъ обсуждались предварительно на антиохийскомъ соборе 379 года и здесь же быль изготовленъ ответъ на полученный отъ нихъ письма. Что докуметы, возвращенные на Западъ этимъ соборомъ, не ограничивались только 3–мя носланиями папы (Contidemus ea gratia. Wud sane miramur, non nobis), объ этомъ свидетельствуетъ послание константинопольскаго собора, въ которомъ слова: «въ нихъ мы пространнее исповедали свою веру и письменно анафематствовали ереси» относятся и къ тому, «изданному бывшимъ соборомъ въ Антиохии». Значить, римские документы были препровождены обратно съ соответствующимъ посланиемъ, въ которомъ, безъ сомнения, обсуждались и антиохийския дела. Объ окончательномъ результате этого обсуждения соборъ 382 г. сообщаетъ: «по поводу тома западныхъ мы приняли въ общение и находящихся въ Антиохии, коль скоро они исповедуютъ единое Божество Отца, Сына и Св. Духа» т. — е., признали Павлина правовернымъ, при чемъ форма «άπεδεξάμεθα» показываетъ, что это произошло ранее 382 г., т. — е., какъ ясно и говорить послание, на «бывшемъ въ Антиохии соборе». Это была, конечно, уступка въ отношении къ Западу, но уступка, вызванная тоже уступкой и, притомъ, сделанная свысока. «Чего вы еще хлопочите о Павлине? — какъ бы говорилъ соборъ 382 г. западныхъ (несомненно тоже по поводу Sanctum) —ведь, мы уже давно признали вашего Павлина православнымъ!» Впрочемъ эта уступка не оказала никакого влияния на отношение Рима къ антиохийскимъ деламъ. Римский соборъ того же 382 года вместо того, чтобы «обменяться приветствиемъ съ Флавианомъ и вступить съ нимъ въ общение любви», какъ рекомендовали ему константинопольские отцы, лишилъ его церковнаго общения, а вместе съ нимъ и двухъ епископовъ, рукоположившихъ его, Диодора тарсийскаго и Акакия вероейскаго, и папа Дамасъ свое послание на Востоке, написанное вскоре после этого собора, адресовалъ Павлину. Между темъ борьба, начатая Феодосиемъ на Востоке противъ осужденныхъ лжеучений, не приносила желательнаго успеха. Мы видели, что уже послание 382 г. въ числе причинъ, не позволившихъ восточнымъ еписко–памъ отправиться въ Римъ, указывало на то, что «волки (т. — е., руководители догматическихъ партий, не признанные православными, расхищаютъ стада на пастбищахъ, делаютъ особыя собрания, возбуждаютъ сомнения въ народе и ничего не упускаютъ ко вреду церквей». Для Феодосия, съ такою, даже излишней ревностью заботившагося о мире церкви, оставались возможными два выхода: или сделать новую попытку примирить все различныя догматическия партии или, избравъ одну, преследовать все другия. Въ 383 году онъ приказалъ собраться всемъ епископамъ въ Константинополь, — не представителямъ только никейской веры, но и вождямъ противныхъ партий. Изъ омиевъ на соборъ явился Демофилъ, Евномий замещалъ собой аномеевъ и Елевсий кизический стоялъ во главе македонианъ. Еще ранее начала соборныхъ заседаний Феодосий поделился своей мыслию съ Нектариемъ и предложилъ ему выработать планъ, при помощи котораго можно было бы всехъ разномыслящихъ привести къ единению. Задача, безъ сомнения, заключала въ себе большия трудности и Нектарию, конечно, была не по силамъ. За советомъ онъ обратился къ Агелию, новацианскому епископу, «своему единомышленнику», но и Агелий не умелъ разсуждать о догматахъ веры. Призвали чтеца новацианскаго Сисиния, красноречиваго, опытнаго въ делахъ, глубоко изучившаго толкования Св. Писания и философию. Сисиний зналъ, что разсуждения не только не соединяютъ разделившихся, а еще более раздражаютъ ихъ, и посоветовалъ Нектарию привести въ доказательство истины свидетельства древнихъ писателей и потомъ отъ царя сделалъ запросъ: уважаютъ ли они учителей, процветавшихъ въ церкви до ея разделения или отвергаютъ ихъ ? Если отвергнуть, то народъ тотчасъ изгонитъ ихъ, и тогда победа истины будетъ очевидна, а если не отвергнуть древнихъ учителей, то нужно будетъ представить те книги, которыми подтверждается наше исповедание. Планъ былъ принять Феодосиемъ, и самъ Агелий явился на соборъ для защиты его, но при первомъ же применении его къ делу онъ разрушился. Собравшиеся епископы прежде всего подняли вопросъ о томъ, какъ еще должно смотреть на древния книги и имеютъ ли оне достаточный авторитетъ? Затемъ и самыя свидетельства древнихъ вызвали у нихъ различныя толкования, повлекшия за собой горячия споры. Феодосий тогда избралъ самое простое и верное средство, онъ приказалъ, чтобы представители каждой партии письменно изложили ему свою веру. Подали Нектарий и Агелий, Демофилъ, Евномий и Елевсий кизический, и въ назначенный день явились къ императору. Феодосий одобрилъ только веру въ единосущие, представленную, очевидно, Нектариемъ и Агелиемъ, остальныя же разодралъ. Вопросъ решенъ былъ просто и радикально.