История Доктора Дулитла

— Да нет, — отозвалась лошадь, — я наподдала ему в самое подходящее место. Теперь за ним присматривает мой коновал. Скажите лучше, когда очки будут готовы.

— На следующей неделе. — Доктор немногоподумал. — Приходи во вторник. До свидания!

И Джон Дулитл раздобыл отличные большие зеленые очки, и лошадь перестала слепнуть на один глаз и видела мир так же ясно, как раньше.

Скоро все привыкли к тому, что в окрестностях Падлби многие животные носят очки, а слепых лошадей теперь не было и в помине.

Со всеми зверями, попадавшими к Доктору, происходило то же самое. Обнаружив, что Доктор понимает их язык, они сразу объясняли, где у них болит и как они себя чувствуют, — конечно, лечить их стало проще простого. Возвращаясь по домам, они рассказывали друзьям и близким, что в маленьком домике посреди большого сада живет доктор, настоящий доктор. И если кто-нибудь заболевал — не только лошадь, корова или собака, но и всякая мелкая полевая тварь — мышь, водяная крыса, землеройка, барсук — он немедленно направлялся к домику на окраине города, и большой сад всегда был переполнен разной живностью, и все толпились у входа, пытаясь пробраться внутрь. Зверей было так много, что Доктору пришлось придумать специальные входы-выходы — для каждого вида отдельные. Он написал: «ЛОШАДИ» на передней двери, «КОРОВЫ» — на боковой и «ОВЦЫ» — на двери кухни. Каждый вид имел свой отдельный вход, даже для мышей Доктор соорудил крохотный туннель, ведущий прямо в погреб. Там они и ждали, сидя терпеливыми рядами, ждали, когда очередь дойдет и до них.

Через несколько лет обитатели полей на много миль вокруг прослышали о Джоне Дулитле, докторе медицины. А перелетные птицы сообщили заморским животным об удивительном целителе из Падлби-на-болоте, который понимает язык зверей и готов помочь им в любой беде. Раньше его знали все люди на Западном побережье, а теперь он прославился на весь мир. Он был очень счастлив и очень доволен жизнью.

Однажды Доктор приводил в порядок свои записи, а Полинезия, как обычно, сидела на подоконнике и смотрела, как ветер расшвыривает листья в саду. Внезапно она громко рассмеялась.

— Что случилось, Полинезия? — Доктор взглянул на нее поверх тетрадки.

— Я просто думала, — ответила она, продолжая наблюдать за листьями.

— О чем же ты думала?

— Я думала о людях, — пояснила Полинезия. — Меня от них тошнит. Им кажется, что они такие замечательные. Наш мир существует тысячи лет, а эти двуногие удосужились понять только одно: если собака виляет хвостом, она рада. Правда, забавно? Ты — самый первый человек, говорящий, как мы. Иногда они меня ужасно раздражают, знаешь, когда эдак задирают нос и обсуждают поведение немых животных. Немых! Пф! Как-то я познакомилась с одним ара, так он мог пожелать тебе доброго утра семью разными способами и при этом ни разу не открыть рта. Он говорил на всех языках и, разумеется, на греческом. Его купил седобородый профессор. Так вот, он там не остался. И знаешь почему? Потому что греческий этого профессора оставлял желать лучшего, а он еще имел наглость его преподавать. Подумать только — преподавать плохой греческий! Да, интересно, как он поживает, — в географии, например, он разбирался так, как люди и мечтать не могут. О Господи, люди! Если они, чего доброго, когда-нибудь научатся летать вроде обычной трясогузки — пиши пропало: трескотни будет до скончания века.

— Ты очень мудрая птица, — задумчиво произнес Доктор. — А сколько тебе лет? Я слышал, что попугаи и слоны иногда доживают до глубокой-глубокой старости.

— К сожалению, я не совсем уверена, — ответила Полинезия, — то ли сто восемьдесят три, то ли сто восемьдесят два. Но я помню совершенно отчетливо, что, когда я впервые приехала из Африки, Король Чарльз все еще прятался на дубе, я его видела. Он казался ужасно испуганным.

ГЛАВА 3 НОВЫЕ ДЕНЕЖНЫЕ ЗАТРУДНЕНИЯ

И вот Джон Дулитл снова начал зарабатывать деньги, его сестра Сара купила красивое платье и была совершенно счастлива.

Некоторые из приходивших зверей так плохо себя чувствовали, что от слабости не могли двигаться и оставались у Доктора на несколько дней. Когда им становилось лучше, Доктор рассаживал их в шезлонгах по всей лужайке. И, конечно, довольно часто, уже совсем поправившись, зверюшки не хотели уходить — так привыкали они к дому и его хозяину. У него не хватало духа отказать просившим разрешения остаться, и их становилось все больше и больше.

Однажды вечером Доктор сидел на садовой изгороди и курил трубку, а мимо брел итальянский шарманщик с обезьяной на веревке. Доктор сразу заметил, что ошейник впивается ей в шею, что она грязная и очень несчастная. Доктор отнял обезьяну у шарманщика, а взамен дал ему шиллинг и велел скорее уходить.