Тот, разумеется, протестовал. Фальшивомонетчики, которые с завидной регулярностью поднимались на виселицу, редко могли похвастаться возможностями Банка Англии: они просто видели легкую добычу и испытывали удачу. С точки зрения затрат и выгод Перкинс уже сделал их деятельность невозможной: частные банки Англии и Банк Ирландии приняли его методы, и он бомбардировал комитет свидетельствами американских банков, которые многие годы использовали его печатные формы без какого-либо ущерба. Перкинс указывал, что, в отличие от альтернативных проектов, его система соответствовала всем стандартам, работала и могла быть реализована немедленно. Но ничто не поколебало сэра Уильяма Конгрива, питавшего глубокое отвращение к «американской системе» и, казалось, делавшего все, чтобы настроить комитет против нее. Куш в 100 000 фунтов так никому и не достался, поскольку Банк Англии, несмотря ни на что, решил ничего не менять в своих банковских билетах. Когда в 1819 году война с Францией закончилась, он вернулся к золотому стандарту. Количество бумажных купюр сократилось, как и число подделок. Кризис общественного доверия был предотвращен, а потом забыт. Насколько можно судить по документальным свидетельствам, Перкинс не получил за свои труды ни пенни.
Перкинс находился в Англии, наслаждался окружавшей его атмосферой «мастерской мира», вызвал свою семью, соскучившись в своем новом доме по американскому гостеприимству, и спустя 27 лет умер здесь же в возрасте восьмидесяти трех лет. так и не вернувшись в США. Все это время его система демонстрировала полное преуспеяние в Америке. Гравировка банкнот в течение считаных лет разрослась до такой степени, что один иностранец назвал ее единственным чисто американским вкладом в сокровищницу мирового искусства (сомнительный комплимент, но, тем не менее, заслуженное признание исключительного уровня мастерства и вкуса, которыми американские художники наградили свои банкноты). США все еще были молоды и вторичны, но их деньги стали уникальными и сильно отличались от предшественниц революционной эпохи с их зловещими масонскими или алхимическими символами, вырезанными на медных досках. Банк Англии мог этого не признавать, но орудие, вложенное Перкинсом в руки создателей банкнот, подвело черту под XVIII веком.
КОГДА НОВЫЕ НАДЕЛЫ под фермы на западе штамповались в сетках геодезистов, они сверхъестественным образом идеально соответствовали новым долларам, за которые покупались, — полный надел составлял 640 акров, а целый доллар представлял собой оттиск 64 пуансонов. Доллары, соединяясь, образовывали пространство дешевого кредита, как наделы в совокупности начали формировать новый ландшафт. Американцы считали открывшиеся им земли пустыней, пугающе однообразной и лишенной характерных черт. Постичь это пространство можно было единственным способом — измерив его; покупая и продавая землю, строя на ней фермы и вырубая лес, заселяя ее. люди постепенно превращали ее в нечто одомашненное. Пейзажем эта земля стала, лишь когда была заселена и стала обрабатываться.
Страна, которая в 1820-е годы с распростертыми объятиями встречала всякого, кто устремлялся западнее Питтсбурга, была возделана и создана мужчинами и женщинами, чьи судьбы сошлись в отдельно взятом уголке земного рая, которые рожали в нем детей и расцвечивали его своими домами, полями. посевами, домашними животными, церквями и лавками. Это произошло задолго до того, как железнодорожные компании начали издавать красочно иллюстрированные брошюры, пытаясь заселить свои линии. До появления железных дорог самой ходовой картинкой происходящего за Аллеганами и Огайо являлся доллар.
Американские художники девятнадцатого столетия, наполнявшие родные пейзажи таким светом и страстью, были подвержены тому, что уроженец Англии, художник Томас Коул, иронично называл «величайшим изъяном в американской пейзажной живописи — нехваткой ассоциаций, вроде рассвета на картинах прежнего мира». Среди пустошей Дикого Запада «не было ни разрушенных башен, которые олицетворяли бы гнев, ни величественных храмов, говорящих о тщеславии». Другими словами, ничего из того нравственного кода живописи, которому можно было бы следовать. Время в Америке только собиралось начать свой круговорот.
Необузданное величие девственной пустыни, протянувшейся на многие мили через огромный и не зафиксированный на картах континент чьи размеры еще предстояло оценить, поражало американских художников той эпохи подобно молнии. Открывавшаяся их взгляду земля словно только вышла из рук Творца.