История доллара

Прекрасные молочницы, возделанная пашня, уборочные машины и исчезающие индейцы — все это указывало на полную сил и энергии страну. Не дикую. Вовсе без пустошей: именно новую страну, которая только училась постигать себя, примеряя «цивилизованные» понятия порядка и цели к ситуации на пограничье, которое долгое столетие будет отодвигаться от штата к штату. Художники обладали большей свободой в том, чтобы вскрыть двойственность Дикого Запада: одна из знаменитых своей загадочностью картин, похоже, изображает индейца и его сына-полукровку, скользящих вниз по реке на плоскодонном ялике, на носу которого находится то ли медвежонок, то ли кошка, то ли насторожившаяся собака — все праздные, но настороже, сама непринужденность и угроза. Долларовые купюры излучали надежду и изобилие куда более бесцеременно. На них не было полукровок — лишь новая порода мужчин и женщин, подходящих для того, чтобы вспахать и раскрыть новую страну.

Ничего подобного этим бумажным долларам и такому заселению земель ранее не случалось — и то и другое, несомненно, бросало вызов общеевропейскому опыту. Массово произведенный по «американской системе» Перкинса доллар пришпорил продажу и покупку земли с беспрецедентной в истории человечества скоростью. Перескакивая прыжками от одной границы к другой, стала набирать обороты неизвестная в новейшей европейской истории миграция — по мере того как год за годом изображенные на долларовых бумажках люди вгрызались в дебри, описанные в последний раз американской живописью. Если бы марсианин навел свой луч на обменную контору в Америке начала девятнадцатого столетия, он получил бы ясное представление об уровне и направлении развития американской цивилизации, бросив взгляд на деньги. Однако не нужно быть марсианином — лишь одним из тысяч и десятков тысяч новых американцев, которые толпами устремлялись через весь континент на запад, причем они были готовы к новой жизни едва ли лучше марсиан.

9. Филадельфийская история

О Филадельфии — Банкирский рай — Монстр — Совершенные деньги — Эндрю Джексон

Когда Джейкоб Перкинс в 1819 году отправился в Англию, он отплыл из самого оживленного в стране порта и единственного настоящего города во всей Северной Америке. Это было место, где иностранные визитеры — которым здесь всегда нравилось — могли остановиться в «Отеле Соединенных Штатов», улаживая вопросы получения своих денег с Банком США. Монетный двор Соединенных Штатов располагался здесь тоже не случайно: в этих местах жили и вели дела многие преуспевающие в масштабах страны торговцы, брокеры и банкиры. Это была финансовая столица Америки, а ее Честнат-стрит являлась Уолл-стрит своего времени. Город назывался Филадельфия.

Никогда больше в американской истории ни один город не будет тотально господствовать над Америкой или так далеко выдвигаться в качестве самого передового. Филадельфию переполняли энергия и знания — именно здесь открыл кислород химик Джозеф Пристли, который незадолго до этого прибыл из Англии и наслаждался окружавшей атмосферой: ведущие научные изыскания в стране осуществлялись под эгидой городского Американского философского общества. Филадельфия могла похвастаться лучшими врачами и самыми ловкими адвокатами. В 1791 году виргинцы боролись с планами Гамильтона дать Филадельфии влиятельный банк — из опасений, что это похоронит их надежды на столицу на Потомаке. Более чем десятилетие Филадельфия номинально и реально была столицей страны, пока, согласно достигнутому Джефферсоном и Гамильтоном компромиссу, к жизни мошеннически не вызвали город Вашингтон в округе Колумбия. Но даже после этого федеральное правительство позволило себе прихватить лишь чиновников; в Филадельфии остались все, кто был богат или интересен, сведущ или амбициозен. Она точно знала свое место. До конца 1810-х годов правительство в Вашингтоне не располагало астрономическими приборами, позволявшими рассчитать широту, на которой находился город. В глубине души мало кого огорчило, когда в 1814 году англичане сожгли Капитолий.