История доллара

Американцы с их убогими красными домами привели здесь все в движение. В 1833 году они основали «Ситизен Бэнк оф Луизиана» — «Ля Банк де Ситуайен де ля Луизьен». Он эмитировал банкноты достоинством до тысячи долларов, курс которых был неизменен вверх по Миссисипи до самого Питтсбурга и вниз по реке, в Сен-Поле и Сент-Луисе, вплоть до самого залива. Менялы ничего не могли состричь с банкнот «Ситизен Бэнк». Капитаны пароходов, которые в избытке сталкивались с непредвиденными обстоятельствами на неспешно бегущей реке, ценили их так же высоко, как и золото. Эти банкноты было легко отличить от остальных благодаря надписям на двух языках; даже неграмотный матрос с парохода мог сказать, каково их происхождение. Самыми популярными среди людей на реке и путешественников были десятидолларовые купюры, поскольку их легко разменять и с них оставалось чем оплатить проезд. Они были известны благодаря французской надписи «десять» на лицевой стороне — «Dix». Людям нравилось слово «Dix», как оно выглядело и как они его на американский манер произносили: «Дикс». Десятидолларовую банкноту так и называли, а моряки речных судов на Севере говорили, что плывут «на юг за дикеи». или в Диксиленд.

Слово «дикси» впервые было записано в 1859 году северянином, проведшим счастливое лето в Новом Орлеане. Письменное упоминание звучало следующим образом: «Как бы мне хотелось оказаться в краю дикси». Словечко впервые прозвучало со сцены Меканикс-холла в Нью-Йорке, и уже через год жители Нового Орлеана с энтузиазмом его подхватили. Генералу Конфедерации Альберту Пайку оставалось слегка изменить слова, превратив их в боевой гимн и походную песню.

Здесь то и оказался в президентской резиденции Бейкер, черпая верные ответы в болтовне Брока, которую он умело поддерживал. Обман удался на славу: Брок подтвердил их знакомство, и Джефферсон Дэвис отпустил его. Но не успел он оказаться на улице, как ему на плечо опустилась ладонь. «Ба! Бейкер!» — раздалось восклицание. Громом пораженный, он повернулся и увидел перед собой человека, которого не забыл бы никогда: отца ребенка, которого он спас на пароме двенадцать лет назад. Но это был неподходящий момент для радостного воссоединения. Бейкер оборвал разговор, сказав, что его собеседник принял его за кого-то другого, и, оставив того в замешательстве на мостовой, благополучно скрылся.

Он шел пешком. У него был пропуск до Фредериксбурга, откуда оставалось сто миль до Потомака и безопасности. Он два раза избежал ареста, но остался без провизии. Голод и необходимость раздобыть лодку привели его к палатке на берегу протоки, по которой можно было выйти в основное русло реки. Зажатому между двумя настороженными хозяевами палатки, голландцами, ему пришлось прождать почти всю ночь, чтобы улучить удобный момент для побега. На рассвете он решил попытать счастья: скользнул к лодке и оттолкнул ее от берега.

Плюх!

Лафайет Бейкер не был сквернословом и бормотал молитву. Держа в правой руке револьвер, левой он управлялся одним ветхим веслом. Двигался так медленно, что едва вышел из-под полога нависших над протокой деревьев, когда на берег, подняв страшный шум, выбежали его захватчики.

— Ферни насад лотка!

Один из них поднял дробовик, и Лафайет Бейкер, вскинув правую руку с револьвером, тут же заставил его упасть бездыханным. Его товарищ пустился наутек, оглашая воздух призывами о помощи. Бейкер налег на свое единственное весло и только начал потихоньку выходить из заводи, когда среди деревьев появился отряд солдат и открыл по нему огонь. Пули звонко шлепали по воде и расщепляли борта лодки, но течение увлекло его вниз по реке, прочь от южного берега. Река здесь достигает четырех миль в ширину. Порыв ветра сбил с Бейкера шляпу и сорвал плащ со скамьи, но Лафайет не переставал грести в течение двух с половиной часов, пока киль лодки не заскрежетал о песок на другой стороне реки. Обессилев как никогда прежде в своей жизни, он бросился на траву. Лодка плыла следом за шляпой и плащом.

На протяжении последующих трех лет Бейкер развивал свои детективные способности. Эта война была не чище любой другой гражданской войны, и, по мере того как она продолжала кипеть, он снимал пену: действуя тайно, иногда под прикрытием, втираясь в доверие, назначая тайные встречи, собирая слухи и доводя дело до конца. Он мог вычислить дезертира, лишь бросив взгляд на его руки; научился распознавать все признаки вины и ее проявления: дерзость, ярость, возмущение или изумление. Бейкер шел по следу сепаратизма и измены, как если бы они были обозначены на карте.

В его руках была власть. В начале войны Линкольн дал Госдепартаменту разрешение «арестовывать и удерживать под стражей в обход традиционной правовой процедуры тех, кто мог представлять опасность для общественной безопасности». Военное ведомство отдало под начало Бейкера новую национальную сыскную полицию. Действие закона о неприкосновенности личности было приостановлено. Дух Конституции оказался попран ради безопасности Союза.