История довоенного Донбасса в символах. Дом с привидениями

Сознание подростков о ту пору бесцеремонно занимали рублёвые видеофильмы (рубль пятьдесят – с булкой лимонада и парой конфет). Подобно фениксу, восставшему из пепла, Максим покинул пылающую квартиру с младшей сестрой на руках, чувствуя, как сзади обгорают длинные, вопреки пионерскому уставу, волосы. Пламя не тронуло ни его, ни Машку, девочка даже коснулась крохотной ладошкой разрушительного огня, впрочем, эту деталь Максиму вполне могла подсказать фантазия, а потом, на безопасной клумбе с георгинами, свирепо охраняемыми дворником и его сумасшедшей женой, он удивлялся хладнокровию, с каким наблюдал за разошедшимся пожаром в родительском доме. Малышка уютно гукнула. Пламя отозвалось тем, что надавило на стекло изнутри, на асфальт посыпались осколки, невероятно пронзительный звук, падающие осколки стекла. С этим звуком весь мир прежде застывший, подчинённый пожару, пришёл в движение, заголосили люди, затеребили остолбеневшего мальчика: «Максим, где твои родители? Максим, когда отец возвращается с работы? Максим, когда вернётся мать?». Кто-то взял из его одеревеневших рук шестимесячную Машку, – не в силах произнести и слова, он сделал шаг назад, наступил на край пелёнки, так и не научился пеленать сестру…

Тогда, кажется впервые с момента появления на свет маленького существа по имени Машка, Макс осознал, что держит в своих объятьях родную плоть, кровь от крови его, часть его души и сердца. Несколько позже он понял, что это – навсегда…

– Не спится? – без иронии поинтересовался Максим. Было одиннадцать часов утра, дежурная шутка. Рита, поздно возвращавшаяся с работы, редко когда просыпалась раньше полудня.

Все попытки проверить тем ли промыслом занимается его подруга, о каком ежедневно трепалась с подругами, пока были тщетными (работала певичкой в ресторане), однако и дедуктивного метода не требовалось для однозначных выводов, хватало старенькой расстроенной гитары, неизвестно от кого оставшейся в арендуемой однокомнатной квартире.

Рита была начисто лишена музыкального слуха.

Кто у неё был ещё, было ли их несколько, зачем, вообще, она нужна ему, – Максим не задумывался об этом до вчерашнего дня, когда стало ясно, что Рита помогала ему коротать время в ожидании Московского поезда. Другого предназначения для неё придумано не было.

– Ты никуда не едешь?

– Нет.

Принялась кусать губы. Знакомая дурная привычка, переставшая его раздражать. Милая, ты можешь содрать губы вместе с дёснами, – я всё равно уже никуда не поеду. Должно быть, намечалась корпоративная вечеринка по случаю его длительного отсутствия. Отметить мероприятие телефонным звонком было чревато длительными объяснениями, с тем же уродованием собственных губ. На удивление быстро собравшись, Рита ушла – «за продуктами». Наверняка продукты продавались у первого ближайшего таксофона…

С момента, когда Макс увидел замерзшие слёзы на ресницах сестры, вчера ещё бывшей подростком, Маша не произнесла ни слова. Слушала его злые отчитывания, блуждая взглядом больших синих глаз по обстановке убогой кухни; несколько чаще взгляд останавливался на газовой плите, заставленной кастрюлями и сковородками, на газовой плите. «Ты голодна?», – рявкнул Макс, где-то в районе десяти часов. Она быстро и коротко кивнула, смешав густые русые кудри, ненароком предъявив старшему брату целый набор образов-свидетелей преступлений. Местом преступления были их родительская семья…