Эней побежал, я — нет. Он всегда бегал. Хотела бы я сказать, что он помчался, поскольку осознал, что окончились уроки у мистера Кроссана — ведь я люблю выяснять причины, — но на самом-то деле Эней бегал просто ради того, чтобы побегать, а еще, думаю, ради свободы. Его светлые волосы исчезли за углом.
Я выкинула школу из головы.
Винсент Каннингем ждал меня за воротами, и я сказала ему:
— Отправляйся домой. Я не пойду гулять с тобой.
Он сказал
Я пошла вокруг двора, притворяясь, будто что-то ищу, и когда остались одни лишь учителя, которые пили праздничный кофе и были заняты тем, чем учителя занимаются в пустых школах, я вышла из ворот. Я надеялась, что выгляжу сдержанной и зрелой, как приличествует Нашему Последнему Учебному Дню, окончанию Начальной школы. И ноги нашей там больше не будет. Этот этап нашей с Энеем жизни закончен.
Машины уже разъехались, на дорогу возвратилась та тишина, какая держится весь день, за исключением девяти и трех часов. Я дошла до поворота к дому. Воздух теплый, фуксии так наполнены гудением, что если бы вы остановились и посмотрели на них, как сделала я, то подумали бы, что не увидите ничего, кроме пчел. Но не увидели бы их. Гул и басовое гудение просто были там, как мотор лета, незримо и неустанно работающий. Я не торопилась, потому что время внезапно стало полностью моим. Я ждала этого дня весь год. Я ждала этого дня с того момента, как поняла, что школа не была подходящим местом для нас с Энеем, впрочем, для Энея, возможно, ни одна школа не была бы подходящим местом, да и я, поскольку всегда слишком много читала, отдалилась от девочек моего возраста, сама не желая того, и стала Отверженной в истинном значении этого слова, чужой. Не было никаких сомнений, что в Средней Школе будет лучше, что там я встречу близких по духу девочек,
Я лениво брела по дороге. Сорвала лютик и потерла его желтоватым сердцем по клетчатому фартуку, который я всегда-всегда ненавидела, и немного покраснела от острого ощущения безнаказанности, ведь на фартуке появилось пятно, и от предвкушения того момента, когда зашвырну школьную форму в угол. В тот день была моя самая медленная прогулка домой. Когда я приблизилась к черному ходу, Мама вышла мне навстречу и обняла меня:
— Ну, молодец. Вот и все.
Она обнимала меня дольше, чем мой новый статус будет позволять в будущем, но в тот момент я не сопротивлялась. Моя голова была рядом с ее головой, и вокруг меня разливался теплый, глубокий запах, запах хлеба и многих других вещей, которые содержатся в слове
— Я так горжусь тобой. — Мама знала про мои сражения и знала также, что не может сражаться вместе со мной. Ее глаза были такими зелеными. — У тебя каникулы!
— Знаю. Даже не верится.
— Целое лето.
— Да! Да! Да!
— Хочешь переодеться или сначала поешь?
— Переодеться. Определенно.
Бабушка спала в своем кресле. Я отправилась наверх и сняла форму. Потом открыла окно в крыше, и поскольку мы с Энеем обещали, что именно это и сделаем в наш последний день, вышвырнула джемпер, блузку и фартук из окна. И они вот так запросто исчезли. С внезапной легкостью я вскочила на кровать и начала прыгать, взлетая с ощущением немыслимого счастья в груди и поднимая руки к лицу, чтобы сдерживать хихиканье.
Затем надела серые джинсы и желтую футболку с надписью «
— Хочешь что-нибудь сейчас или подождешь ужина?
— Подожду ужина.
Через черный ход вошла Пегги Муни.
— Мэри, Рут. Сегодня начались Каникулы. — Она и в лучшие времена была нервной и потому обнимала себя обеими руками, словно боялась, что некоторые ее части могут улететь. — А вот завтра у Шейлы праздник, и мне было бы интересно узнать, Мэри, смогу ли я получить от тебя несколько цветков для алтаря.
— Это же свадьба, — сказала Мама. — Конечно, сможешь, Пегги.
Мама вытерла руки, проведя ими вниз по переднику.
— O, спасибо. Большое спасибо, Мэри.
— Не говори глупостей. Тут и спрашивать нечего. Пойдем.