История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Вскоре после этого Геродот покинул Афины. Он посчитал постоянное безумие политиков чуждым себе по духу и предпочел уехать в Фурии, новую общеэллинскую колонию, которая принимала к себе граждан со всей Греции.

Несмотря на столь раздражавшее Геродота безумие, Афины процветали. Военный вождь Перикл, который все больше приобретал популярность как публичный оратор, организовал возведение нового храма Афине на вершине Акрополя. Этот храм, Парфенон, был украшен резными каменными фризами, изображавшими легендарные греческие победы над полулюдьми-кентаврами – символ греческого триумфа над врагами не греческого происхождения. Сорокафутовая сидящая статуя Зевса была вырезана из слоновой кости и установлена в храме в Олимпии, где она стала так известна, что позднее вошла в число семи чудес древнего мира. Философ Сократ проводил свои дни в рассуждениях и нравоучительных речах, привлекая множество последователей, совсем как Будда. Он создал и развил понятную и весьма авторитетную философию, не написав ни единого слова – вся его мудрость дошла до наших дней в записях его учеников.

Но вся эта красота оказалась гнилой изнутри. Ненависть между Афинами и Спартой не исчезла. Тридцатилетний мир продержался лишь четырнадцать лет, а затем рассыпался на куски.

Первое столкновение произошло между Афинами и одним из союзников Спарты, городом Коринф. В 433 году до н. э. коринфская колония под названием Керкира попыталась отсоединиться от коринфского правителя и попросила помощи у Афин.

Сама Керкира формально не принадлежала ни к Пелопоннесской, ни к Делосской Лиге, поэтому афиняне могли ответить на просьбу, не нарушая мира. С другой стороны, так как Керкира была колонией Коринфа, а тот являлся союзником Спарты, последние, несомненно, оказались бы недовольны, если бы Афины выступили против Коринфа.

Афиняне не могли упустить такой шанс ослабить мощь Коринфа. После двух дней публичных дебатов Ассамблея решила послать в Керкиру десять кораблей.²¹ Она также предупредила командира этого небольшого флота, чтобы он не атаковал, пока коринфяне действительно не высадятся в Керкире или не станут угрожать ее кораблям.²²

Коринфские суда, прибыв в месту конфликта, направились напрямую к кораблям, принадлежащим Керкире. Афинский капитан, пытаясь следовать полученным приказам, держался в стороне, пока коринфяне не отрезали корабли Керкиры и не атаковали их. Бой был яростным; по словам Фукидида, коринфяне «рубили людей, оказавшихся в воде, не желая брать пленных».²³

Тогда корабли афинян не только присоединились к битве, но послали за подкреплением. Так Афины оказались в состоянии войны с Коринфом, союзником Спарты. Тридцатилетний мир закончился.

Эта морская стычка, битва при Сиботе, стала первой в веренице второстепенных сражений в течение следующих полутора лет. В 431 году этот период вялотекущих боевых действий закончился, когда город Фивы (союзник Спарты) напал на Платеи – город в Беотии, являвшийся местом знаменитой битвы с персами и находящийся теперь под защитой Афин. Это была первая атака, угрожавшая стенам самого города, и Фукидид говорит, что этот «неприкрытый акт войны» окончательно и бесповоротно разрушил договор. «Афины сразу же стали готовиться к войне, – пишет он, – как и Спарта, и ее союзники»[228]. ²⁴

Спартанцы неистово подстегивали себя («Афиняне рвутся править остальным миром!»), они сосредоточили войска на перешейке, готовые войти в Аттику. Афины спешно заключили союз с царем Македонии. Перикл и внук Аминты, Пердикка II, дали распоряжение сельскому населению Аттики укрыться от врага внутри афинских стен. Перикл произнес в честь первых погибших в бою афинян торжественную погребальную речь, в которой перечислил преимущества афинской цивилизации: афинскую свободу, афинское образование (которое дает людям «знания без изнеженности»), постоянную войну афинян против бедности, способность граждан Афин понимать общественные дела. Он закончил выступление патриотическим призывом, еще не звучавшим в истории до сих пор:

«Вы должны сами реализовать мощь Афин. Наполняйте свои глаза каждый день городом, пока любовь к нему не заполнит ваши сердца; и тогда, когда все его величие снизойдет на вас, вы должны будете отразить это в своем мужестве, чувстве долга и в страстном чувстве чести, действуя так, чтобы никто не мог победить эти чувства».²⁵

Это был призыв к преданности не царю, а идее; он апеллировал к самоидентификации не по национальной принадлежности, а на основе добровольного принятия общей идеи.