Тело Цезаря все еще лежало на полу Сената, когда Марк Антоний смог пробиться в помещение. Он пришел слишком поздно, чтобы помочь Цезарю – но не дал заговорщикам выбросить тело Цезаря в Тибр, как они планировали. Вместо этого они покинули Сенат и организованно направились к Капитолию, все еще с вытащенными мечами, крича, чтобы люди присоединялись к ним и «вернули свою свободу». Они были в критическом положении – люди на улицах могли спонтанно объединиться против них. Несколько наиболее известных горожан Рима пошли маршировать с ними, и вскоре ситуация перевалила за опасную точку. Тем временем три раба из дома Цезаря пришли забрать тело из пустого зала, а затем принесли его домой.1
Марк Антоний, не уверенный в том, какое настроение будет у народа, спрятался в доме друга, презирая себя как раба, и как можно скорее покинул город. Брут и Кассий, с другой стороны, продолжали произносить речи об убийстве Цезаря, как о трагической необходимости. На следующий день они снова собрали Сенат и предложили, чтобы Цезарю устроили почетные похороны, а также чтобы его причислили к лику святых – теперь, мертвый, он уже был безопасен мертв. Сенат согласился. Это сохранило спокойствие в Риме и подтолкнуло Марка Антония, который еще не ушел далеко, вернуться назад; было ясно, что никаких чисток приближенных Цезаря новая власть начинать не собираются.
Но в следующие дни спокойствие рухнуло, когда народу было объявлено завещание Цезаря, и стало известно, что он разделил свое огромное личное имущество между горожанами и Римом. Его тело провезли по улицам – Брут и Кассий согласились на это как на необходимую часть почетных похорон. Но когда граждане, для которых он был таким щедрым, увидели изувеченное тело, начал сам собой зреть мятеж.
Марк Антоний, который явился на Форум, чтобы произнести речь на похоронах Цезаря, поддержал вспышку. Он привел с собой вооруженную охрану, которую возглавил один из его сторонников: Марк Эмилий Лепид, назначенный еще Цезарем управлять провинциями Галлия и Ближняя Испания. Лепид не успел еще отбыть к новому месту своего назначения, он собирал в Риме войска, чтобы взять их с собой. Теперь он окружил ими Марка Антония. Оказавшись в безопасности, Марк Антоний завершил свою похоронную речь публичной демонстрацией: он поднял разорванную и залитую кровью тогу Цезаря и расправил ее, чтобы все могли видеть, как много раз Цезарь был пронзен.
Вид тоги Цезаря был последним толчком, необходимым, чтобы вывести людей на улицы. Горожане бежали по улицам, размахивая факелами и выкрикивая имена Брута и Кассия – их хотели найти и разорвать на куски. Но никто не смог найти их. Они умудрились покинуть город в первые же часы мятежа и теперь находились на пути в Антиум. Марк Антоний взял контроль над правительством и, в благодарность за поддержку назначил Лепида понтификом максимом, первосвященником Рима.
Но власть Марка Антония была очень шаткой. В том, что касалось Сената, он оказался Цезарем Младшим – таким же тираном, но без харизмы Цезаря, помогавшей тому склонить любого на свою сторону.
В то же самое время Брут уговаривал ссыльных в Антиуме и одновременно посылал в Рим деньги на общественные праздники, надеясь купить назад доброе расположение граждан. Один из его союзников в Сенате, оратор Цицерон, помогал ему, произнося бесконечные речи о его щедрости и желании бороться с тиранией.
Брут мог бы вернуться как герой уже через несколько недель, если бы не один фактор: Октавиан, приемный сын Цезаря, теперь уже восемнадцатилетний, был направлен из Италии на войну – но как только он услышал об убийстве дяди, бросился домой.
Когда Октавиан прибыл, Цицерон (который считал Марка Антония дураком по сути и тираном по форме) увидел в молодом человеке наилучший возможный для себя союз против власти Антония. Это, естественно, помешало ему поддержать Брута, убийцу. Плутарх пишет, что Брут тяжело это воспринял и «в письмах обращался к нему очень грубо».3
Это не вернуло Цицерона на его сторону, и Брут на время оставил политику и покинул Италию, отбыв в Афины к своему другу.Антоний, который действовал как верный друг Цезаря, не мог выступить против его племянника. Но он верно углядел в прибытии Октавиана угрозу собственной власти. Он обращался с молодым человеком терпеливо, спросил его, действительно ли тот считает, что подходит задаче управления империей Цезаря, посмеялся над его серьезностью и попытался помешать его появлению на трибуне.