История древнегреческой литературы

Причину вражды Филиппа к Афинам Демосфен видит в коренном различии их политических установок: Афины — оплот демократии, а Филипп — тиран, деспот, который душит свободу, независимость и культуру Греции[204]. «Вообще я думаю, — говорит он, — для демократических государств тирания есть что-то, не внушающее доверия» (1, 5, ср. VIII, 39 — 43, IX, 33). В другой речи из этой мысли делается и соответствующий вывод: «Всякий царь и тиран есть враг свободы и противник законов» (VI, 25). А такую власть может взять только человек, «воспитанный вне законов и прекрасных свойств демократического строя» (XXII, 141). Двор Филиппа Демосфен представляет как сборище грабителей, льстецов и пьяниц, не имеющих чести, готовых потешать царя своим беспутством (II, 17 — 19). Как верное средство против хитрости и обманов Филиппа он рекомендует «недоверие» (VI, 23 сл.).

Но при всем этом Демосфен не пессимист. Он верит в свое дело и старается внушить своим слушателям бодрость. В противоположность предателям, которые губят государство, он выставляет свой идеал политического деятеля. Это должен быть человек неподкупный, не прельщающийся никакими личными выгодами. «Я считаю, — говорит он, — обязанностью честного гражданина ставить спасение государства выше, чем успех, приобретаемый речами» (III, 21, ср. V, 5—12; VI, 29 сл.). Его идеалом является такой гражданин, «который идет и наперекор желаниям толпы и ничего не говорит в угоду, но всегда имеет в виду только благо отечества» (VIII, 69).

В речах Демосфена в самых ярких чертах рисуется страшная историческая драма — падение величайшего в культурном отношении государства. Не как равнодушный свидетель, а как горячий участник, пламенный борец за свободу и честь своей родины выступает Демосфен. Вся речь его проникнута глубочайшим пафосом, который отличает его от всех других ораторов — от живописания обыденных типов Лисия и от пышной и спокойной торжественности Исократа. Демосфен хорошо понял, что ведет не спокойную теоретическую беседу, а имеет дело с живой и увлекающейся массой народа, которая может легко впадать в уныние и так же легко проявлять заносчивость под влиянием мимолетного успеха. Надо было разбудить уснувшую энергию граждан, поднять упавшее настроение.

Демосфен говорит, что опасность велика, но ее не следует преувеличивать. Дела приняли столь опасный характер по вине самих афинян, проявивших слишком большую беспечность, и, следовательно, если серьезно взяться за дело, можно будет поправить положение (III, 3; IX, 3; IV, 2; I, 9). Некоторые его речи, как третья «Олинфская» (III), «О делах в Херсонесе» (VIII), третья «Против Филиппа» (IX), полны такой силы и страсти, что способны захватить даже нашего современника. Некоторые места приобретают торжественный характер молитвы, как начало речи «О венке» и ее средняя часть, когда оратор обращается к наиболее важному моменту (141), или там же клятва священной для афинян памятью героев, павших в освободительной борьбе против персов (206 — 208). Потрясающее впечатление оставляет в речи «О преступном посольстве» рассказ о том, что ему пришлось проездом увидеть в разоренной Филиппом Фокиде: «Дома, разрушенные до основания, разбитые стены, страну без мужчин цветущего возраста, несчастных женщин и несколько ребятишек да стариков в жалком состоянии. Словами никому не выразить тех бедствий, которые там происходят!» (64 — 66). Часто оратор старается сгладить резкость собственного суждения и заканчивает речь скромным пожеланием, чтобы, каково бы ни было решение народа, оно принесло успех всему делу (III, 36; IV, 51; IX, 76).

В речи «О венке», характеризуя собственную роль в событиях своего времени, Демосфен говорил: «Обязанностью всякого честного гражданина, если он знал какую-нибудь меру лучше этих, и было именно тогда указать ее вам, а не высказывать порицания теперь» (188). Дальше, как бы отвечая своим позднейшим критикам и хулителям, он объясняет, что, если бы даже было наперед известно, чем кончится война, все-таки долг честного гражданина и славная традиция афинского государства не позволяли поступить как-нибудь иначе, но требовали сделать, хотя бы и безнадежную, попытку спасти государство и отстоять свободу всех греков, неудача же — дело судьбы (XVIII, 200-208).

Демосфен писал свои речи не для чтения, а для публичного произнесения, для непосредственного воздействия на слушателей. Он прибегает поэтому нередко к повторениям, к подробному изложению мыслей, к богатым образным выражениям. Его речь серьезна, содержательна и обычно отличается большой краткостью. Римский ритор Квинтилиан писал даже, что из его речи «нельзя ни слова выкинуть» («Воспитание оратора», X, 1, 106). Но это относится к его политическим речам, в судебных же он допускает и пространность изложения. По манере изложения Демосфен весьма близок к Фукидиду, которого, как сообщают его биографы, он усердно читал в юности.